Трижды мы атаковали ночные стоянки немецких частей, девчата всё увереннее пользовались пулемётами, научившись перезаряжать их, так что стреляли по всему, что попадало в свет фар. Визжали и стреляли. Парни на своём танке тоже носились вокруг, молотя из всех стволов. Пушки мы не использовали, только пулемёты, не знаю, какие потери немцы нанесли, но паники много было.
К рассвету я смертельно устал, пришлось на голову остаток воды вылить, чтобы в себя прийти – а вы попробуйте на КВ всю ночь за рычагами посидеть! На что у Т-34 тугое управление, но насколько сложнее и тяжелее на КВ. Мы сбили заслон у моста, перешли на ту сторону, и я использовал последний фугас, уничтожив деревянный мост. Тот скрипел, пока я проезжал, качался, но всё же выдержал тушу моего танка. Золотухин, перебравшись на тот берег и развернувшись, расстреливал немцев, прикрывая нас. Даже трижды из пушки выстрелил. Видимо, Костров перебрался на место заряжающего, а тот на место наводчика.
Мы проехали ещё с километр, когда, махая рукой, к нам вышел советский командир в звании капитана. Рядом виднелись наспех вырытые стрелковые ячейки, замаскированная противотанковая пушка стояла. Свои, добрались!
Я чуть не вырубился, но пересилил себя, остановил танк у машины Золотухина и, выбравшись через люк сзади башни, подбежал к капитану. Доложился быстро, но все моменты упомянул и показал приказ Кузмина на перегон КВ.
– Так это вы аэродром уничтожили? Ну, молодцы, парни, – обняв нас, сказал капитан. – Немецкие лётчики житья не давали, а тут уже два дня как мало летают. Отгоните танки в низину, связь есть, я доложу о вас.
– А лейтенант Кузмин вышел? Он выводил три оставшиеся машины.
– У нас не выходил.
Мы перегнали танки и поставили их в тени нескольких деревьев, хоть так укрыли. Я забрал свои вещи, попрощался с девчатами – машина попутная была, их в тыл отправляли – и вскоре уснул.
Пробуждение было не совсем приятным. Разбудили меня бойцы НКВД, которые с хмурым видом сообщили, что мне срочно требуется отбыть в штаб. В какой, не сказали. Документы в порядке, я первым делом проверил, подозревая диверсантов. Капитан, командир обороны на этом участке, меня отпускал – ему сверху позвонили. Отдал автомат Золотухину и, забрав оба сидора, я сел в «полуторку», и мы покатили куда-то в тыл. Похоже, я попал. Не знаю куда, но, видимо, дело плохо. Это не награждение за удачный рейд, если бы было так, то и парней бы забрали. Я даже рапорт не писал о рейде, сразу отдыхать отправили.
Ехали мы долго, но остановку, чтобы пообедать, всё же сделали. И меня покормили, пусть сухпай, но хоть что-то. Полбанки рыбных консервов и пять кусочков чуть подсохшего белого хлеба. Даже чай был в термосе, чуть тёплый. Сегодня уже двадцать седьмое июня, пятый день войны, а со мной уже столько всего случилось, не перечислить. Как изменится моя судьба, не знаю, но сопровождение молчит, да и я не особо говорливый.