— Единственное, чем ты мог вчера отравиться, так это кислотой слизней, — видимо, он вспомнил, как вчера, по его меркам, я себя не совсем адекватно вёл. — Следовало бы тебя наказать за такое поведение, но ты ведь с голоду можешь снова слизи нажраться, так что живо жрать пошёл, пока я не передумал!
Лицо у орка стало таким злым, что мне показалось, если я продолжу этот разговор, то его дубинка поставит в нём точку. Так что мысли о человеческом мясе в каше я благоразумно оставил при себе.
— Но… я не знаю куда идти…
Рогдар тяжело вздохнул и направился в сторону одного из выходов, я же сразу поспешил за ним. Мы вошли в небольшое помещение, сплошь заставленное шкафами и полками по стенам; в центре же стоял длинный деревянный стол. В довольно узких проходах, что остались между этой мебелью, сновали два тощих подростка. Слева от двери, в которую мы вошли, была ещё одна, а рядом с ней широкий камин, с горящим огнём и большим чаном над ним. Тем самым, из которого вчера мне зачерпнули похлёбку сомнительного происхождения. Судя по запаху, там варилось что — то повкуснее того, чем кормили людей: наверное, это пища для самих орков.
Рядом с камином стоял вчерашний орк, контролируя поварят. Вид он имел скучающий, так что обрадовался появлению товарища.
— Сидаш, рагнуш ваг нуш, — обратился к нему Рогдар, после чего тот с улыбкой кивнул, и тоже ответил что — то непонятное.
«Какого чёрта? — подумал я услышав незнакомую речь. — Почему я перестал их понимать?»
Тем временем второй орк что — то крикнул мальчишкам, и один из них подскочил ко мне и начал махать рукой. Я в ужасе перевёл взгляд на него, но не заметил вчерашних надписей над головой про источник генома. От сердца отлегло.
— Пошли, что стоишь как истукан? — раздражённо сказал парнишка, и я обрадовался тому, что могу его понимать.
Мы отошли в противоположную сторону от печи, где из большой бадьи парнишка наложил остатки каши в миску и протянул мне. Подняв взгляд выше, присмотрелся к лицу парня: впервые я так близко контактирую с другим человеком. До этого либо ходил с орком наедине, либо все меня сторонились. И тут я внезапно осознал, что не вижу в его глазах той ненависти, что отмечалась вчера у других. Да, он был раздражён, но звериного оскала не наблюдалось.
— Чего застыл? Жри бери, — сказал он наконец и ткнул миску мне в грудь.
— Не хочу эту кашу, есть что — то другое? И ещё, я очень пить хочу.
— Здесь тебе не ресторан, бери что дают, — снова слабый толчок краем миски под ребро.
— Кашу — не буду, в ней мясо «неправильное», — упрямился я.