Пашка действительно не задержался в квартире. В понедельник он подал документы в заводской отдел кадров. Поскольку на заводе Аркадия знала всякая собака, уже после обеда Павел получил койку в общаге предприятия.
Жилплощадь размещалась под крышей пятиэтажки, отчего в помещении было жарко до одури. За окном шумела неширокая улица, между домами резвились дети из Дома Молодого Специалиста — общежития более благоустроенного. Туда селили работников для завода нужных или тех, у кого были не слишком большие связи. Специалисты старели, росли их дети, сами становились специалистами — но расселять эти семьи не торопились.
Пашкина комната, рассчитанная на четырех человек, впрочем, была пуста наполовину. Кроме Павла в ней обитал еще один обрубщик, который работал в литейном цехе. Получал он изрядно, но работа выматывала его до последней степени. И, вернувшись в общежитие, он падал на кровать и спал. Проснувшись, делал чай и печально курил. В выходные — либо пил водку, либо уезжал в село в двадцати километрах от города, где жила его семья.
На этаже имелось два туалета — мужской и женский, были две кухни, на плитках которых вечно горел газовый цветок.
Павлу досталась кровать с продавленной сеткой, тощий матрас и серые казенные покрывала с синим штампом.
— К зиме выдадут одеяло! — улыбнулся Пашка. — Будем жить, командир.
— Извини, что так скромно.
— Да ерунда! Бывало хуже. А здесь сам себе хозяин — ушел, когда захотел.
Аркадий не сразу понял, что речь идет о тюрьме.
В магазине хозтоваров купили кастрюлю, сковородку, в овощной сетке — морщинистой картошки, в продуктовом — водки и хлеба. Еще в трехлитровую банку купили кваса — удивительно вкусного по летней жаре.
Картошечку пожарили и съели под водку, отмечая новоселье.
Вспоминали армейскую службу, то, как Пашка бросался за командира в драку, а тот его всеми правдами и неправдами спасал от гауптвахты. После — перешли на личное.
— А ты по миру катаешься? Тебе бы остепениться пора, жениться?..
— Не буду. Не хочу жениться, — ответил Пашка. — Положим, найду какую-то женюсь. А она начнет стареть, толстеть, брюзжать, чтоб я на молоденьких не смотрел. А так я свободен, на кого хочу — на тех и смотрю. Сам-то ты чего не женился?..
— Собирался, да вот расстались…
Пашка почесал затылок.
— А, да, ты что-то говорил. Что там с бабой твоей?..
— Не называй ее так…
— Ну, хорошо, с подругой? Ушла к другому?
— Она говорила, что хочет побыть одна.
— Да брось. Помнишь, монголы говорили: девушки — как обезьянки: пока не схватят за следующую ветку — предыдущую не отпустят.