– Марти, что случилось? – спросила мама.
Прежде чем он успел ответить, я показал ему свою индейку. Потому что он был очень грустным и мне хотелось его развеселить, но еще и потому, что я гордился своим рисунком.
– Мистер Беркетт, смотрите! Я нарисовал индейку! Смотрите, миссис Беркетт! – Я поднял лист, держа его прямо перед лицом, чтобы миссис Беркетт не подумала, что я разглядываю ее прелести.
Мистер Беркетт не обратил на меня внимания. Я вообще не уверен, что он меня слышал.
– Тия, это такое горе… Мона скончалась сегодня утром.
Мама уронила к ногам сумку с рукописью и прижала ладонь ко рту.
– Нет! Скажите, что это неправда!
Мистер Беркетт заплакал.
– Она встала ночью, сказала, что хочет пить. Я потом сразу уснул, а утром смотрю: она лежит на диване, натянув одеяло до подбородка. Я на цыпочках прошел в кухню и поставил вариться кофе. Подумал, приятный запах ее ра-ра-разбу… разбудит…
Тут он разрыдался уже всерьез. Мама крепко его обняла, как обнимала меня, когда мне было больно, хотя мистеру Беркетту было, наверное, сто лет (семьдесят четыре, как я выяснил позже).
Вот тогда-то со мной и заговорила миссис Беркетт. Слышно ее было плохо, но не так плохо, как некоторых других, потому что она была еще «свеженькой».
– Не бывает зеленых индеек, Джеймс, – сказала она.
– У меня бывает, – ответил я.
Мама по-прежнему обнимала мистера Беркетта и как бы баюкала его в объятиях. Они не слышали миссис Беркетт, потому что вообще не могли ее слышать, а меня – потому что занимались своими взрослыми делами: мистер Беркетт рыдал, а мама его утешала.
Мистер Беркетт проговорил сквозь слезы:
– Я позвонил доктору Аллену, и он пришел и сказал, что у нее, видимо, случился угар. – По крайней мере, мне показалось, что он так сказал. Он так горько плакал, что я с трудом разбирал слова. – Он сам позвонил в похоронное бюро. Они ее увезли. Не знаю, как я теперь без нее буду жить.
– Если мой муж так и будет размахивать сигаретой, он подпалит волосы твоей маме, – сказала миссис Беркетт.
И конечно же, так и случилось. Я почувствовал запах паленых волос. Такой запах обычно бывает в парикмахерских. Мама вежливо промолчала, но разжала объятия, отобрала у мистера Беркетта сигарету, бросила ее на пол и затушила ногой. Я подумал, что так нельзя – нельзя мусорить в подъезде, – но ничего не сказал. Я понимал, что сегодня особый случай.
И еще я понимал, что если продолжу беседовать с миссис Беркетт, то наверняка напугаю мистера Беркетта. И маму тоже. Даже ребенок, если он не совсем слабоумный, способен уразуметь элементарные вещи. Не забывай говорить «пожалуйста» и «спасибо», не размахивай пиписькой у всех на виду, не жуй с открытым ртом и не разговаривай с мертвыми в присутствии живых, которые только начинают по ним скорбеть. Скажу в свое оправдание, что я не понял, что миссис Беркетт мертва, когда только увидел ее в коридоре. Позже я научился различать мертвецов, но тогда я еще этого не умел. Полупрозрачной была ночная рубашка, но не сама миссис Беркетт. Мертвецы выглядят в точности как живые, но всегда носят одежду, в которой умерли.