– Не понимаю, – пробормотал я.
– Это не важно. – Он наклонился вперед. – Я говорю лишь о том, что, хотя сам склоняюсь к рациональному, объяснимому, эмпирическому… я ни разу не видел призрака, ни разу не испытал вспышки предвидения… все же надо признать, что в твоей истории есть элементы, от которых нельзя так просто отмахнуться. Поэтому мы допускаем, что Террьо или некое потустороннее зло, поселившееся в Террьо, существует на самом деле. В связи с чем возникает вопрос: можно ли как-то от него избавиться?
Теперь я тоже наклонился вперед, вспомнив о книге сказок, которую мне подарил профессор Беркетт. По сути, там были не сказки, а настоящие страшилки, в которых редко бывает счастливый конец. Вредные сводные сестры отрезали себе пальцы на ногах, принцесса не поцеловала лягушонка, а со всей силы швырнула его об стену – шмяк! – Красная Шапочка сама уговаривала злого серого волка съесть ее бабушку, чтобы ей достался бабушкин домик в лесу.
– А от него можно избавиться? Вы прочли столько книг, наверняка хоть в одной из них был описан какой-то способ! Или… – Тут меня озарило. – Экзорцизм! Может быть, обратиться к священнику?
– Лучше не надо, – сказал профессор Беркетт. – Священник скорее погонит тебя к детскому психиатру, чем возьмется изгонять бесов. Если твой Террьо действительно существует, Джейми, возможно, ты никогда от него не избавишься.
Я испуганно уставился на него.
– Но может быть, это не так уж и плохо.
– Не так уж и плохо?! Да это же ужас!
Он отхлебнул чаю и снова поставил чашку на стол.
– Ты что-нибудь слышал о ритуале Чудь?
38
Сейчас мне двадцать два – если точнее, почти двадцать три, – и я живу в стране «позже». Я могу голосовать, могу водить автомобиль, могу покупать выпивку и сигареты (и собираюсь бросить курить уже в самое ближайшее время). Я понимаю, что еще слишком молод, и когда-нибудь в будущем, вспоминая себя теперешнего, я и сам наверняка посмеюсь (хорошо, если без отвращения) над своей глупостью и наивностью. И все же между тринадцатью и двадцатью двумя годами пролегает огромное, космическое расстояние. Теперь я знаю больше, а вот доверчивости во мне меньше. Слова профессора Беркетта, оказавшие магическое воздействие на меня тринадцатилетнего, сейчас не подействовали бы никак. Не подумайте, будто я жалуюсь! Кеннет Террьо, – я не знаю, что это было на самом деле, так что давайте пока остановимся на этом имени, чтобы хоть как-то его называть – пытался свести меня с ума. Профессор Беркетт спас мне рассудок. Может быть, даже жизнь.
Уже позже, когда я учился в университете (конечно, Нью-Йоркском) и собирал материалы для доклада по антропологии, я выяснил, что половина из сказанного профессором в тот день была правдой. Вторая половина представляла собой чистый гон. Хотя надо отдать ему должное, гнал он шикарно, очень изобретательно (высший балл, как сказала бы Филиппа Стивенс, одна из клиенток маминого агентства, британская писательница, сочиняющая любовные романы). Оцените иронию: моему дяде Гарри не было и пятидесяти, а он уже выжил из ума; Мартин Беркетт, которому было хорошо за восемьдесят, все еще не утратил способности выдать с ходу прекрасную высокохудожественную пургу… и все ради того, чтобы утешить растерянного, встревоженного мальчишку, который явился к нему с запеканкой и совершенно безумной историей.