Ведь, по большому счету, думал он, ему было хорошо: он почти комфортно сидел в камере — ну и ладно, что без потолка, но его кормили, никто его не трогал… Слава богу, что это не камера следственного изолятора, где он подвергался бы бесконечным издевательствам и побоям. Несмотря на все внутренние силы, их все же достаточно было тяжело пережить.
Электрический свет в его камере не включали, но Сергей вполне довольствовался дневным, естественным. Этот приглушенный свет даже приносил пользу — несколько подавлял гнетущую его тревогу.
Однако все изменилось утром на четвертый день. Дверь его камеры отворилась в неурочное время, и на пороге возник охранник, который безразличным голосом велел ему собираться. Лишенный хоть какого-то проблеска живой человеческой мысли в этом мешке, Аджанов машинально встал и пошел вперед, краем сознания отметив, что даже после такого заключения он похож все же на живого человека, а не на бездушную скотину, чего от него добивались…
И снова бесконечное блуждание по лестницам и коридорам… Сергей постарался максимально отключить сознание — поэтому дорогу он не запоминал.
Наконец его втолкнули в какую-то дверь. Охранник исчез, громко хлопнув замком за спиной. С удивлением Аджанов рассматривал комнату, куда он попал. Это был самый обычный рабочий кабинет.
За письменным столом под двумя огромными портретами в золотистых рамах — Дзержинского и Брежнева — сидел незнакомый ему мужчина в штатском, в серого цвета костюме из дорогой, заграничной ткани. Но, несмотря на костюм, мужчина выглядел все же каким-то помятым.
— Садитесь, — спокойно кивнул он.
Сергей сел на стул напротив стола. Все это не походило на обычный допрос.
Он знал стандартные камеры для допросов — с железными стульями и столом, звуконепроницаемыми стенами, где бьют, увечат, превращают в кровоточащее мясо живое человеческое тело… И часто бьют даже не потому, чтобы получить какую-то информацию, нет, просто так, можно сказать, ни за что.
Сейчас ничего этого не было. Был обыкновенный кабинет с мебелью, со шкафами с книгами. Стол, на котором лежали не предметы для пыток, а обычные канцелярские принадлежности. Все такое обыденное, привычное и совсем не страшное… Аджанов мог бы расслабиться, но… не хотел. Внутренним чутьем он прекрасно понимал — это подвох.
— Майор госбезопасности Печерский, — лениво представился мужчина. — Я буду вести ваше дело.
— Какое дело? — Аджанов отвел глаза в сторону.
— О государственной измене, — спокойно ответил майор Печерский.
— Это абсурд! — Сергей запнулся. — Понимаете, абсурд! — с силой выдохнул он. Ему показалось, что этими словами Печерский как будто ударил его по голове. — Какая государственная измена? — переспросил он.