Ротфельд постучал в дверь и прислушался. Только через несколько минут за нею послышались шаркающие шаги. Дверь чуть приоткрылась, и он увидел старика лет семидесяти. Тот был совсем плешив, не считая короткой бахромки седых волос вокруг лысины. Спутанная борода, глубоко запавшие морщинистые щеки. Тяжелый, испытующий взгляд.
— Ты Шальман? — спросил Ротфельд.
Никакого ответа, только непроницаемый взгляд.
Ротфельд нервно откашлялся.
— Я хочу, чтобы ты сделал для меня голема, точно такого, как человек, — выговорил он. — Вернее, как женщина.
Тут старик прервал молчание и издал смех, больше похожий на лай.
— А ты, паренек, хоть знаешь, что такое голем? — спросил он.
— Человек, созданный из глины? — неуверенно отозвался Ротфельд.
— Неверно. Скорее, вьючное животное. Раб, неуклюжий и нерассуждающий. Голема создают для тяжелой работы или защиты, а уж никак не для радостей плоти.
— Значит, ты мне отказываешь? — покраснел Ротфельд.
— Значит, я объясняю тебе, что это дурацкая затея. Создать голема, похожего на человека, почти невозможно. В него ведь придется вложить хоть малую толику сознания, достаточную, чтобы связать пару слов. Не говоря уже о теле, гибких суставах, мускулах…
Старик вдруг замолчал, глядя мимо своего собеседника. Казалось, он обдумывает какую-то неожиданную мысль. Потом он развернулся и скрылся в темной глубине хижины. Через приоткрытую дверь Ротфельд видел, как Шальман осторожно роется в высокой стопке бумаг. Он извлек из нее книгу в кожаном переплете, открыл, внимательно прочитал что-то, ведя пальцем по странице, и только потом поднял глаза на Ротфельда.
— Приходи завтра, — сказал он.
На следующий день Ротфельд снова постучал в дверь Шальмана, и на этот раз она распахнулась сразу же.
— Сколько ты сможешь мне заплатить? — спросил старик.
— Значит, ты выполнишь мою просьбу?
— Скажи, сколько заплатишь, и тогда я дам ответ.
Ротфельд назвал сумму. Старик нахмурился:
— Прибавь еще полстолька, и тогда поговорим.
— Но это все, что у меня есть! — возмутился Ротфельд.
— Ну и считай, что тебе повезло. Сказано ведь, что добродетельная женщина дороже драгоценных рубинов, а ее добродетель я могу тебе гарантировать! — усмехнулся Шальман.
Ротфельд вернулся через три дня и принес с собой большой несессер, набитый деньгами. На кромке оврага он заметил свежую отметину: кусок глины длиной с человеческое тело был словно срезан, а у стены хижины стояла грязная лопата.
Шальман, открывший ему дверь, казался рассеянным, будто его оторвали от какого-то важного занятия. Его одежда и даже борода были измазаны землей. Увидев несессер, он почти вырвал тот из рук гостя: