Он собирался протестовать, но потом вспомнил, как бросалась в глаза одинокая фигура Софии у фонтана. Хава не была так красива, как София, но внимание к себе, несомненно, привлекала. Да, пожалуй, без спутника ей идти не следовало.
— А что твой приятель Майкл? Ты могла бы пойти с ним.
Она открыла глаза и как-то странно посмотрела на него:
— Нет, мне не хочется.
— Вы поссорились?
— Нет. Я даже не видела его с тех пор, как мы ездили в Бруклин. Но он может… неправильно понять мое приглашение.
Джинн не понял и нахмурился, но потом вспомнил о том, что успел забыть: ее приятель хотел быть ей больше чем приятелем, а ей это не нравилось.
— Но это же просто прогулка в парке, а не союз на всю жизнь.
— Он хороший человек. Я не хочу завлекать его, а потом отталкивать.
— И теперь ты всю жизнь собираешься его избегать, чтобы он ничего такого не подумал?
— Ты не понимаешь, — сердито сказала она. — Он испытывает ко мне желание. И я его очень ясно слышу.
— А ты к нему ничего такого не чувствуешь?
— Не знаю. Трудно сказать.
— Может, тебе и стоит лечь с ним? — ухмыльнулся Джинн. — Тогда все стало бы ясно.
Она дернулась, точно он ее ударил:
— Никогда этого не будет!
— «Никогда»? Никогда с ним или вообще никогда?
— Не знаю. — Она отвернулась. — Мне трудно об этом думать.
Она явно не хотела продолжать этот разговор, но он решил не обращать внимания:
— Да нет в этом ничего трудного! Это они любят все усложнять.
— Ну конечно, ты так думаешь. И я, наверное, должна по твоему примеру не упускать ни одного удовольствия!
— А почему нет, если от этого всем хорошо?
— Ты хочешь сказать, тебе хорошо, а остальное не имеет значения! — Она повернулась к нему всем телом и почти кричала: — Ты делаешь все, что пожелаешь, не думая о последствиях, и презираешь тех, кто вынужден о них думать! Зато я очень ясно слышу все эти «как жаль!», «что я наделала?» и «как мне быть теперь?»! Это эгоизм и легкомыслие! Это непростительно!
Ее гневный порыв прекратился так же внезапно, как начался. Она молча отвернулась от него.
— Хава, что я такого сделал? — спросил он после недолгой паузы. — Я кого-то обидел?
— Нет, насколько я знаю, — глухо сказала она. — Но твоя жизнь влияет на жизнь других людей, а ты этого даже не сознаешь. — Она не сводила взгляда со своих рук, сцепленных на коленях. — Может, нечестно упрекать тебя за это. Ты и я, мы с тобой таковы, какими созданы.
Ее слова задели его за живое сильнее, чем он ожидал. Ему хотелось оправдаться, но, возможно, в чем-то она была права, возможно, он и правда вел себя легкомысленно и эгоистично. И он тоже был прав, когда обвинял ее в чрезмерной осторожности и ханжестве. Оба они были правы, оба были созданы такими. Он посмотрел на озеро, спокойное и темное, нисколько не потревоженное их перепалкой.