Взяв перевязанный бечевкой пакет с покупками, равви в глубокой задумчивости отправился обратно. Конечно, непросто будет жить с кем-то, кто читает все твои желания как открытую книгу. Начнешь то и дело одергивать себя: «Не думай об этом» — и в конце концов дойдешь до мании преследования. Значит, придется быть совершенно честным с собой и с ней, ничего не бояться и ничего не скрывать. Этому надо будет учиться. Но любая попытка что-то скрыть или смягчить окажет ей плохую услугу. Большой мир жесток, и ей надо привыкнуть к этому.
Решение пригласить ее под свой кров еще будет иметь очень и очень большие последствия, он знал это с того самого момента, когда понял, кто она такая, и решил сохранить ей жизнь. Равви Авраам Мейер, уже десять лет вдовствующий и бездетный, готовил себя к спокойной и одинокой старости и мирной кончине. Но всемогущий Господь, похоже, задумал для него нечто другое.
* * *
Бутрос Арбели открыл дверь в тесной прихожей и шагнул в сторону, приглашая гостя войти:
— Ну вот — мой дворец. Невелик, конечно, но все равно будь здесь гостем, пока не найдем тебе другого жилья.
Джинн настороженно заглянул внутрь. «Дворец» Арбели оказался крошечной темной комнатушкой, где с трудом помещались кровать, маленький шкаф и полукруглый столик, придвинутый вплотную к почерневшей раковине. Старые обои тут и там отставали от стен. Правда, пол оказался неожиданно чистым: в честь своего гостя Арбели запихал все грязное белье в шкаф и не без труда запер дверцу.
Разглядывая эту конуру, Джинн почувствовал такой острый приступ клаустрофобии, что с трудом заставил себя перешагнуть порог.
— Арбели, но эта комната не годится для двоих. Тут и одному-то тесно.
Они были знакомы чуть больше недели, и Арбели уже понимал: для того чтобы их договор мог осуществиться, ему придется мириться с некоторой бесцеремонностью, если не сказать высокомерием, своего гостя.
— А зачем мне больше? — пожал он плечами. — Все дни я провожу на работе, а сюда прихожу только спать. — Жестом разделив комнату пополам, он продолжал: — Натянем поперек простыню, поставим раскладушку. И тебе больше не придется спать в мастерской.
Джинн взглянул на Арбели так, словно тот сказал что-то оскорбительное:
— Я и не сплю в мастерской.
— А где же ты тогда спишь?
— Арбели, я вообще не сплю.
Жестянщик открыл рот. Такое даже не приходило ему в голову, вечерами, отправляясь домой, он оставлял Джинна за работой: тот терпеливо осваивал тонкости лужения. Возвращаясь утром, он опять заставал его за работой. В кладовке валялся соломенный матрас, на котором сам Арбели ночевал, когда у него не было сил дойти до дому, и он считал, что Джинн спит на нем же.