Теперь, когда вся правда без остатка явлена Вашему величеству, я покорнейше молю Вас учесть мягкие уговоры молодого человека, равно как и неведение и податливость молодой женщины. Я так жаждала снискать расположение Вашей милости, была так ослеплена желанием мирской славы, что не подумала, какой большой ошибкой было скрыть от Вашего величества мои прежние грехи, притом что я намеревалась всегда хранить верность и преданность Вашему величеству. Тем не менее сожаление о своих проступках возникало во мне всякий раз, как я видела бесконечную доброту ко мне Вашего величества. Теперь я отдаю справедливый суд о моих поступках, как и свою жизнь и смерть, целиком на волю Вашей милости, как благороднейшего и милосерднейшего человека, в рассуждение Вашей бесконечной доброты, жалости, сочувствия и сострадания, без которых я признаю себя достойной самого сурового наказания.
Екатерина утешалась сознанием того, что советникам прекрасно известно, как лучше всего подступиться к Генриху: униженная мольба — наилучшее средство возбудить в его сердце жалость.
Вскоре после того, как лорды ушли, чтобы отнести ее признание и прошение о помиловании королю, стражники впустили в покои сэра Томаса Сеймура. Екатерине никогда особенно не нравился этот брат королевы Джейн, дядя принца и младший брат пылкого реформиста графа Хартфорда — самодовольный, напыщенный и непредсказуемый. Многие дамы находили его привлекательным, но Екатерина относилась к нему с опаской.
Сегодня в нем не наблюдалось обычной лихой небрежности. Сеймур отвесил поклон и торжественно обратился к Екатерине:
— Ваша милость, я прибыл для того, чтобы составить опись ваших драгоценностей. Где я могу их найти?
— Принесите, пожалуйста, — обратилась Екатерина к леди Ратленд.
Та сходила в спальню и вернулась назад с ларцом.
Глаза Екатерины затуманились слезами, когда сэр Томас открыл его и вывалил бесценное содержимое на стол. Она вспоминала, как Генрих осыпал ее этими дарами наутро после первой брачной ночи, выражая обожание своей юной супруге. С каким наслаждением она носила эти украшения — прекрасные, сверкающие вещицы! Теперь ее больше не обожают, и все это, конечно, у нее заберут.
Составив список, сэр Томас вернул драгоценности в ларец и попросил леди Ратленд унести его.
— Хорошего дня, ваша милость, — сказал Сеймур, снова поклонился и оставил Екатерину недоумевать, почему он не забрал драгоценности с собой. Может, Генрих решал, позволить ли ей оставить у себя хотя бы некоторые из них?