В пятницу после обеда, на десятый день с начала заточения, стражники резко открыли двери, и в ее покои вошел сэр Томас Ризли. Екатерина мало знала этого господина, но замечала некую суровость в его манерах. Он не будет так мягок с ней, как Кранмер.
— Ваша милость, я здесь для того, чтобы поговорить с вами об открывшемся деле, связанном с Томасом Калпепером, — начал Ризли.
Этого она больше всего и боялась. Екатерина задрожала и не осмеливалась взглянуть на Джейн, отошедшую вместе с другими дамами в дальний конец зала.
— Что вы имеете в виду, сэр Томас?
— Я имею в виду, мадам, что, оказалось, в своем признании вы не упомянули об отношениях между вами и мистером Калпепером.
Екатерина попыталась унять заколотившееся сердце и сжала руки, чтобы не дрожали.
— Не имею представления, о чем вы говорите. Между мной и мистером Калпепером не было никаких отношений.
Ризли посмотрел на нее тяжелым, долгим взглядом:
— Правда?
— Правда! Я созналась во всех своих прегрешениях. Не знаю, что еще могу к этому добавить.
— Ясно, — ответил сэр Томас. — Я передам ваш ответ Совету.
И, к удивлению Екатерины, он ушел, отвесив ей едва заметный поклон.
Она встала, прошла в спальню и стала ждать. Предчувствия не обманули ее: вскоре к ней явилась Джейн, на лице которой ясно читалась паника.
— Я слышала, как он упомянул мистера Калпепера! — жарко прошептала она.
— Упомянул. — Екатерина передала ей разговор с Ризли. — Но я все отрицала. Сказала, что не имею понятия, о чем он говорит. Если тебя спросят, ты должна ответить то же самое, ради нас обеих.
Джейн заплакала:
— О Боже, им все известно! Теперь это только дело времени.
Екатерина, ужаснувшись, втянула носом воздух. Жуть, но, похоже, так и было. И снова ей пришлось бороться с истерикой.
Позже тем же вечером прибыл архиепископ Кранмер. Екатерина чувствовала сильную слабость и страшилась, как бы он не начал расспрашивать ее о Томе, но оказалось, что тот явился по совершенно другому делу.
— Мадам, королю угодно, чтобы вы переехали в аббатство Сион, где останетесь до дальнейших распоряжений. Вас будут содержать под строгим домашним арестом и позволят вам сохранять статус королевы, но скромно, без балдахина с гербами, как того и заслуживает ваше поведение. Вы отправитесь в понедельник.
Екатерина не знала, смеяться ей или плакать. По крайней мере, ее не забрали в Тауэр, и это было огромным облегчением: значит, ее не считают виновной в серьезном преступлении. Она вспомнила, как они с Генрихом проплывали по реке мимо покинутого аббатства Сион, где затихла всякая жизнь, и каким устрашающим оно выглядело. Но это она переживет. Все лучше, чем оказаться в Тауэре. Екатерина знала, что во времена расцвета Сион славился как оплот добродетели, ему покровительствовали королевские особы. Странно, что ее решили запереть именно там. Казалось, Генрих намеренно выбрал для нее место заточения, больше всего похожее на монастырь.