-- На вот, -- говорит, протягивая мне, -- ты ведь это вчера не нашедши искала.
Я принимаю бутон двумя руками -- этому жесту вежливости нас преподаватель в колледже обучил. Старейшина усмехается, а Азамат смотрит на меня растроганно, как будто понял обо мне что-то великое и прекрасное.
-- Будет твоей бормол коллекции началом, -- говорит Унгуц, поднимаясь в сидячее положение, скрещивает ноги и наклоняется над столом ко мне. Он довольно щупленький дедок, сидя даже не намного меня выше. Его сморщенное лицо обрамлено сахарно-белыми волосами и бородой, в которые кое-где вплетены серебристые шнурочки. -- Бормол, -- говорит он наставительно, -- каждый у себя держит, в руки другому не даёт. Случись пожар в доме, бормол вынесешь, -- он задумывается ненадолго, потом добавляет, -- ну, можно муж вынесет. Другим не даришь, незнакомым не рассказываешь. Дома поставишь в только-ты-бываешь комнате. Вернёшь дарителю, -- он наставительно поднимает палец, -- страшнейшее оскорбление. Особенно от тебя: равно как боги отвернулись.
На этом он решает, что его миссия как наставника выполнена, и заваливается обратно на подушки, кивнув Азамату, чтобы налил ещё гармарры. Я рассматриваю бутон: он сделан невероятно изящно. Узкие лепестки скручены в спираль, листочки завёрнуты кудряшками. Прожилки на дереве проходят как раз так, что получаются прожилки на лепестках.
-- Очень красиво, -- говорю осторожно. -- Спасибо вам большое.
Старейшина смеётся, а Азамат, улыбаясь, протягивает мне свеженаполненную пиалу.
-- Чужаки по-муданжски говорят второй раз слышу, -- говорит Старейшина Азамату, -- но всё смешно.
-- А вы ещё кого-то знаете, кто муданжский выучил? -- спрашивает Азамат.
-- Молодой был, на Гарнете работал, -- пожимает плечами Унгуц, -- там один восемь-языков-знал парень был. Наш язык от меня учил. Как-то имя-то его... Вайен-чин.
-- Валентин? -- ошеломлённо переспрашиваю я.
-- Да-а, да-а, так, -- кивает Старейшина.
-- Это мой учитель, -- говорю. Ибо вряд ли в мире есть два Валентина, знающих муданжский язык. Правда, насчёт восьми языков я про нашего препода не знаю, ну так я про него вообще почти ничего не знаю, если вдуматься.
-- О! -- хохочет Старейшина. -- Боги мне задолжали!
И снова покатывается, чуть не давясь, выставляя напоказ полный рот крепких, здоровых, рыжеватых от курева зубов.
Мы с Азаматом весело переглядываемся: кажется, на сей раз он точно так же, как я, ничего не понимает.
-- Почему Старейшины так странно говорят? -- задаю давно мучащий меня вопрос. -- Я легко понимаю, когда ты или Алтонгирел говорите по-муданжски, а эти совсем по-другому слова ставят...