В окна первого этажа высовывались искривленные стволы деревьев, часть здания просто развалилась, как будто в него попала бомба.
Приглядевшись, Инна увидела, что здание, скорее всего, пострадало при пожаре: стены были закопченными.
Чуть поодаль теснились некогда желтые двухэтажные бараки — обломки кирпичей, выбитые окна, обрушившиеся внутрь домов крыши, дверные проемы, ведущие в подвальную темноту подъездов…
Девушка постаралась миновать этот участок как можно быстрее: глупость, конечно, но ей казалось, что здания смотрят на нее черными провалами окон.
Она была на улице Жукова, в конце которой, помнится, и находилась школа. До нее оставалось не так уж много: всего лишь пройти мимо Профессорского переулка, где Инна повстречалась с Гариком.
Ох, Гарик…
Вспомнив о несчастном ребенке, она повернула голову в ту сторону и увидела возле входа в переулок маленькую темную фигурку.
Инна уже почти потеряла способность удивляться чему бы то ни было. Гарика никак не могло тут быть — однако именно его освещала неверным светом круглобокая луна.
Девушка, не задумываясь, свернула с пути и подбежала к мальчику.
— Гарик! — сказала она, приседая перед ним на корточки, как тогда, в переулке.
Его странные, широко расставленные глаза, казалось, источали голубовато-белое сияние. Гарик все так же напоминал ей Игоря и был все так же до странности серьезен.
— Доброй ночи, — проговорил мальчик.
— Видишь, я все-таки вернулась!
Гарик ничуть не изменился за двадцать с лишним лет, и это, конечно же, было противоестественно и могло означать лишь одно: на самом деле мальчик давно мертв и теперь она говорит с призраком. Очередным призраком, обитающим в Старых Полянах.
— В первый раз ты не смогла помочь.
— Что значит «в первый»? Я и была тут всего один раз. А сейчас вот…
— Нет, — перебил мальчик, покачав головой. — Ты бывала тут и прежде. — Он смотрел непроницаемым взглядом, светлые глаза его отливали серебром.
Инне стало страшно. Чего она боялась? Его или того, что он мог сказать ей? Она хотела встать, но не смогла пошевелиться.
— Не может быть… — прошептала она.
— Пока рано. Но ты поймешь. Поймешь.
От его взгляда кружилась голова. Казалось, он выпивал ее, высасывал душу.
— Что случилось с тобой, Гарик? Ты сердишься на меня?
Вместо ответа мальчик взял ее за руку. Голову пронзила боль, огненный обруч сдавил виски, и Инна вдруг увидела себя в убого обставленной комнате с облезлым ковром на стене. Под потолком висела трехрожковая люстра, у которой горела лишь одна лампочка.
— Открывай, щенок паршивый! — орал мужской голос за стеной.