«Кто это? Зачем он здесь?» — подумал князь Дмитрий, но его отвлек лай собак.
Убитых зайцев убрали. Князь Иеремия взмахнул платком, и егеря пустили в загон маленькую серну. Серна помчалась вдоль изгороди, не нашла выхода, замерла, подняв голову с черным вздрагивающим носом и такими же черными влажными глазами.
Князь Иеремия снова махнул платком. Давясь от злобы, в загон влетело четыре огромных цепных пса. Они сразу поняли: ограда — их надежный помощник, и цепью погнали серну к далекой стене, но та, развернувшись, перелетела через свору и помчалась к людям. Псы тоже развернулись, настигли серну и не дали себя обмануть во второй раз. Они рвали и заглатывали дымящиеся куски, и Дмитрий глядел на весь этот ужас, леденея от омерзения. Но рыцарям потеха нравилась, и он терпел. Терпел из последних сил.
Егеря оттащили собак. Убрали растерзанную серну. Привели новых псов, черных, еще крупнее и злее.
Князь Иеремия подал знак. Егеря развязали руки казаку. Толкнули в загон. Казак кинулся назад, вцепился в егерей, повис.
— Принесите его к нам поближе! — приказал князь Иеремия.
Казака притащили к дубовому барьеру.
— Стыдись, Иван Пшунка! Ты же казаком себя называешь! — обратился Иеремия к пленнику. — Окатите его водой, чтоб опамятовался.
На Пшунку опрокинули ведро колодезной воды. Он и вправду пришел в себя. Стоял, окруженный егерями, оглаживал себя, отжимая воду.
— Этот герой, — громко и внятно объяснил князь Иеремия, — замышлял убийство. По его собственным словам, хотел напиться голубой панской крови. Он проник в замок, и, если бы не мои верные шляхтичи, может быть, кому-то из нас и грозила нежданная и подлая смерть из-за угла… За осквернение моего дома, за этот гнусный умысел я бы мог вздернуть мерзавца еще вчера ночью, но, дабы не унизить его геройства, я отменяю казнь через повешенье и даю тебе, казак Пшунка, шанс на спасение. Егеря, поставьте на той стороне загона лестницу. Если ты, Пшунка, добежишь до нее и переберешься через забор, гуляй где хочешь… Избави меня бог от какой-либо несправедливости! Ты получишь оружие. Кинжал. Даже два кинжала. У меня очень дорогие собаки, но лишить тебя оружия — было бы равнозначно обыкновенной травле. За волчьи твои повадки — убивать тайком — будь же во всем подобен волку. Дайте ему оружие, егеря!
— Князь! Князь! — закричал Иван Пшунка, хватаясь за голову и раскачиваясь во все стороны, как сумасшедший. — Князь, пощади. Любую службу сослужу! Любую! Мать родную зарежу. Пощади! Руки поотрубай, ноги! О! О! О!
Рухнул, покатился по сырой земле, раздирая грудь ногтями.