– Любимец… а что, мне нравится… Любимец… Любовь… Любимый… Любимый землей… любимый природой… любимый миром… миром… Любомир! О! Есть же такое имя, да? Любомир… Только пафосное оно какое-то… Хм… Люба… Любо… Любек… Брр… Мир? Мирка… О! Мирек! Мирек! Мне нравится!
– То есть настоящее не скажешь? – Эльф за неделю произносил меньше слов, чем этот парень за пару минут.
– А что есть настоящее имя? Как называла тебя мать? Наверняка половина населения в детстве отзывались на «Сгинь, зараза!» или «Мигом пшел сюда, мерзавец!» А ежели человек документов никаких по простонародности своей не получил, то так мог и не узнать, что он никакой не «Рыжий» или «Эй ты!», а какой-нибудь Степан или Гавриэль, а? Так что есть имя? Слово, которое мы мним своим, а по сути это набор звуков, на которые привыкли откликаться. А я – свободен. Никаких ограничений! Сегодня Мирек, завтра Полаус, послезавтра – Меермерхаель. А тебя, кстати, как кличут?
– Тебе какая разница, ты же за свободу?
– Ну надо же мне как-то к тебе обращаться. Вряд ли ты откликаешься на «Эй ты!»
– На «Эй ты!» точно не откликаюсь, – хмыкнул Калли.
– Так как звать тебя – величать, а, плавун?
– Давай попробуем твой метод. Если я плавун, то… кто у нас плавает?
– Рыба! – радостно включился в игру, хм, Мирек.
– Рыба – это как-то не по-эльфийски. Кто еще плавает? Например, птицы всякие тоже плавают. Птица – очень даже по-эльфийски.
– Вода и птица. О, слушай, а я знаю. Говорят, есть где-то на свете волшебная птица пэн. Она, правда, здоровая как невесть кто, в общем, не чета тебе. Зато произошла она, не поверишь, от исполинской волшебной рыбы каким-то странным, наукой неизученным способом. Крылья у нее, у птицы сиречь, подобны дождевым тучам и от их взмахов рождаются южные ветра… Или западные… не помню, в общем. Но скажи, впечатляет?
– Не то слово. Пэн… Простенько, конечно, но пусть будет Пэн.
– Ну хочешь, поставим в конце – эль, вообще будет по-эльфийски. А что? Пэнэль! А?!
На этом Калли не выдержал и расхохотался, представив себе какого-нибудь пресветлого Пэнэля. Мирек засмеялся тоже. Как-то совсем по-детски, радуясь словно всем своим существом.
– Нет уж, лучше без «элей», – наконец сумел проговорить эльф.
– Договорились. Буду звать тебя Пэном или Пэни, а когда будешь задирать нос, как миленький станешь Пэнэлем, так и знай!
– О звезды! – простонал Калли, но смирился. Пэн, Пэни или, простите звезды, Пэнэль, какая, в сущности, разница? Это же всего на час или около того.
Тем более в собеседнике, в отличие от слушателя, Мирек не нуждался. Следующую четверть часа он болтал, не умолкая, и при этом умудрился не сказать ничего существенного. Калли даже не пытался вслушиваться в эту трескотню, лишь по давней, выработанной еще в Светлом Лесу привычке, улавливал интонации, когда обращались напрямую к нему.