Все заметили, как она изменилась. Уилл беспокоился из-за ее худобы, бледности и вялости. Он пытался ее встряхнуть, рассмешить и вел себя с ней до того дурашливо, что она то и дело взрывалась и одергивала его. Он бы совсем приуныл, если бы не Мод, которая, повзрослев на год, сделалась очень важной и свысока нагружала его множеством поручений, тем самым очень его забавляя.
С Запада по-прежнему приходили смутные новости. На осторожные расспросы Фан брат отвечал то ли в шутку, то ли всерьез, расхваливая вовсю «прекрасную мисс Бейли» и намекая, что «охвачен безнадежной страстью», но из его слов было непонятно – к кому. То ли он смеялся над ними, то ли скрывал за шуточками ужасную для Полли правду.
– Ничего, я выжму из него все, когда он приедет, – пообещала Фан, когда они с Полли в очередной раз сравнивали письма обоих братьев. Из них девушки сделали вывод, что мужчины – самые раздражающие и скупые на информацию существа на свете. Том продолжал их потчевать шуточками, а Нэд распространялся только о работе, полностью игнорируя тему Марии Бейли.
Промучившись от неизвестности целых шесть месяцев, Полли извелась и осунулась до такой степени, что, глянув однажды в зеркало на свое лицо с голубоватыми прожилками на висках и огромными глазами, она подумала: «Возможно, этой весной одуванчики расцветут на моей могиле».
Но прежде чем умереть, она хотела увидеться с Томом, и по мере того как время визита его приближалось, она мучилась то от надежды, то от страха, и ее дни проходили в лихорадочном волнении. К ней вернулся румянец, лишив ее «интересной бледности». Так прошло время до мая.
Однажды в ее комнату стремительно вбежала Фан.
– Приготовься, кто-то помолвлен, – не успев отдышаться, выпалила она.
Рука у Полли сама собой поднялась к лицу, будто она ожидала удара.
– Нет-нет, я совсем не про Тома, а про себя.
Ужас сменился радостью, девушки и плакали, и смеялись, и во всех подробностях обсуждали это прекрасное событие, как водится у близких подруг.
– Ох, Полли, мне до сих пор не верится. Я его не заслуживаю, но обещаю, что заслужу. Главное – он меня любит, значит, я сумею преодолеть что угодно, – говорила Фанни.
Полли слушала и любовалась ее лицом, которое было сейчас прекрасным.
– Какая же ты счастливая, – выдохнула она с улыбкой. – Имеешь полное право гордиться собой. Ведь ты так старалась заслужить все, что к тебе пришло.
– Он говорит, именно это его и заставило полюбить меня. – Фан почему-то никогда не называла своего суженого по имени, словно сохраняя его для себя. – Признался, что в прошлом году был сильно во мне разочарован, но ты наговорила ему обо мне столько хорошего, что он стал приглядываться к моей скромной персоне и в конце концов полюбил. Ох, Полли, я такая глупая и беспомощная.