Империя. Исправляя чистовик (Марков-Бабкин) - страница 29

Перебравшийся на юг после болезни Император Михаил больше никуда не выезжал дальше Константинополя, проводя большую часть времени на Острове и демонстративно удалившись от активных дел. Но активность русских на Балканах росла с каждым днем. Дипломаты, военные, купцы всякие. Что вызывало рост раздражения в различных кругах балканских стран и рождало напряжение внутри Новоримского Союза.

Конечно, из Москвы и Константинополя очень внимательно следили за происходящим. Да и в Риме не дремали. В ход шло все, включая «удачно подвернувшиеся» браки – ее, Тани, да и Мафи вышла за болгарского царя. Говорит, что счастлива, но поди знай, как оно там на самом деле. Таня в письмах тоже полна оптимизма, мол, любит ее Саша без ума, Сербия ей очень нравится и все такое. Но не может она никак забеременеть, а это не улучшает ситуацию ни в царственном семействе, ни вокруг него.

Впрочем, она, вот, забеременела и что? Ее стали любить?

Боже-Боже, за что ей такое наказание…

Слезы навернулись на ее глаза.

Тут дверь в спальню открылась и на пороге возник «любимый муж» в халате. Действительно, стучать в спальню к жене – это же полный моветон, не так ли?

Кароль молча прошел через комнату и некоторое время стоял неподвижно, глядя куда-то на горы за окном.

Наконец, он произнес:

– Доброе утро, дорогая.

Ольга, не пытаясь выбраться из постели, хмуро кивнула.

– Доброе, дорогой.

Кароль повернулся к ней и указал на два кресла вокруг кофейного столика.

– Дорогая, я попрошу тебя накинуть халат и велеть подать нам кофе. Я хочу поговорить с тобой.

Королева демонстративно изогнула бровь, затем, облачившись в халат, величественно села в кресло. Позвонив в колокольчик, она отдала необходимые распоряжения.

Горячий кофе подали.

Ее взгляд был вопросителен и холоден.

– Да, дорогой?

На фото: Великая Княжна Ольга Николаевна Романова

Царственный муж сделал глоток, явно оттягивая момент объяснения. Наконец, он решился:

– Дорогая Ольга. Смею полагать, что тебе лучше будет вернуться в Константинополь.

Оля иронично глядела на супруга.

– А что так, дорогой Кароль? Вы нашли себе очередную пассию?

Тот удивленно поднял на нее взгляд.

– Пассию? Причем тут какие-то пассии? Здесь вопрос жизни и смерти.

Все еще сохраняя холодную улыбку на лице, она уточнила тоном, полным ледяного презрения:

– Вот как? Меня здесь удавят шнуром от штор или отравят мышьяком? Или подушкой придавят?

Кароль вскочил и нервно заходил по комнате.

– Ольга, ты не понимаешь, ты не понимаешь происходящего, ты не представляешь, что творится в столице, в штабах, в армии. Моя власть шатка, как никогда. Мне пока удается удерживать корону на голове, но лишь лавируя между различиями интересов групп влияния в Бухаресте и всячески обнадеживая относительно перспектив присоединения Трансильвании и создания Великой Румынии. Мне пока это удается, но я чувствую, как власть уходит сквозь пальцы, как песок на склонах этих гор. Ситуация ухудшается с каждым днем, а мне почти не на кого опереться. Одни ждут того дня, когда ты родишь наследника, и тогда меня принудят к отречению, передав регентство моему брату Николае. Нашего сына объявят королем. Марионеткой в их руках. А тебя, наверняка, изгонят из страны. Если не чего похуже. Другие не хотят ждать, не желая ставить все на дело случая, и хотят объявить королем Николае. Меня лишат короны, а может и жизни. Тебя ждет изгнание. Третьи же, просто боятся увеличения влияния России здесь, и требуют твоей высылки. Вместе со всей твоей Свитой и теми, кто прибыл сюда в последнее время за счет нашей свадьбы. Четвертые опасаются вторжения России и войск Новоримского Союза, и говорят, что если с тобой что-то случится, то русское вторжение станет неминуемым. Пятые говорят, что хорошо бы чтобы с тобой что-то случилось. Несчастный случай, так сказать. И тогда я буду у них в руках, поскольку все будет устроено так, что якобы это я устроил ради какой-нибудь любовницы, на которой собираюсь якобы жениться. Шестые…