— О… — коротко произнесла она. — И что теперь?
— Как обычно. Вызов. Дуэль. Через неделю один из нас умрет.
— Дурак… — выдохнула она знакомую, но так и оставшуюся непонятной оценку моих умственных способностей.
Обидно, между прочим. Ладно, используем теневой козырь.
— Моя очередь. Почему?
— Что?
— Все это.
— Нужно было поговорить.
— И для этого нужно было рисковать всем? — не удержался я от замечания.
— Ты не понимаешь…
— Так объясни.
— Если бы я могла… — рука, лежавшая на моей плече, напряженно сжалась.
«Мне все еще так больно…»
«Я не понимаю, чему верить… кому верить…»
«И еще ты… дурак…»
— Насть, я тебя не понимаю, — вздохнул я, с трудом вслушиваясь в шепот ее мыслей.
«Так, она собралась.»
— История с телефон… это правда? — задала она неожиданный вопрос.
— Ну да.
— Когда произошла авария?
— В… — я запнулся.
Я хорошо запомнил день, когда очнулся в больнице. Печаль, тоска и постоянное ощущение, словно чего-то не хватает. Силы. Потом был словно провал. Отдельно в память врезался день, когда мы хоронили маму, а я сидел в инвалидной коляске, потому что атрофировавшиеся мышцы без доступа к Силе не могли выдержать нагрузки. Постаревший на глазах дед. Бабушка, что так и не смогла встать с постели. Плач матерей, потерявших лучшую подругу. Пустые лица отца и сестры. Еще один провал.
Апатичное существование. Мне сказали — я сделал. Не сказали — не сделал. Кто первый начал «игру в казарму»? Сейчас и не вспомню. «Рядовой Суворов по вашему приказанию прибыл!» И стало чуточку легче. У сестры снова появился старший брат, рядовой, который, как послушная, но разумная тень исполнит любую ее прихоть, и она постепенно отошла от смерти матери, снова начав улыбаться. Отец отдал четкое указание — нагнать программу и стать лучшим в школе. Тогда не исключат. Надо пойти на прием — приказ принят к исполнению. Надо не реагировать на подначивания — будет выполнено в точности.
Постепенно в игру включилась вся семья, все привыкли играть роли. Но любые детские игры должны заканчиваться. А мы… Заигрались, да. Ничего, исправим.
Жаль, что не все в этом мире можно исправить.
— Не знаю, не помню, — сказал я. — Но могу узнать.
Хоть и не понимаю, зачем.
— Ладно, — кивнула она, помолчала и неожиданно добавила. — Умрешь — не прощу.
— Да-да…
Все равно умирать я не собираюсь.
— И с этой… с косами… общайся поменьше.
Ну знаете ли… это уже ни в какие ворота. Сама значит ходит под ручку с Багратионом, а мне выдает указания, с кем можно общаться, а с кем нет?
— А тебе какое до этого дело? — фыркнул я. — «Но я другому отдана и буду век ему верна», так?