Тяжело прихрамывая на левую ногу, низкорослый, с покатыми плечами мужчина, работавший в сиротском доме привратником, дворником и надзирателем над старшими ребятами одновременно, проковылял до дверей, выдвинул массивный засов из запорной планки, и с кряхтением выбил тяжелое полотно из отсыревшего проема.
– Беда совсем, – проворчал он, первым делом осматривая косяк, не обращая внимания на происходящее вокруг. – Подтесать надобно, а то ребятишки не откроют. И кто здесь балуется?
Его взгляд метнулся по сторонам, осматривая темную улицу, залитую теменью. Черные грозовые тучи еще стояли над городом; изредка громыхало, словно боги шутили, кидая на крыши домов, покрытых жестью, пригоршни огромных валунов. Но хотя бы дождь перестал лить непроницаемой стеной, а сыпал мелкой крупой, что хромому надзирателю совсем не нравилось. Тусклое освещение магического фонаря, висевшего над входом в приют, и дававшее неяркий желтый свет, падало на землю и отражалось сырным кругом в черных маслянистых лужах.
– Запузырило, ишь ты, – он опустил голову и замер, разглядывая корзинку, укрытую куском казенного сукна, под которым что-то шевелилось. И машинально добавил: – До утра лить будет.
Не делая никаких попыток нагнуться и полюбопытствовать, что же находится в корзинке, мужчина выставил ладонь вперед и неопределенно хмыкнул – то ли удивился, то ли рассердился – ощутив ауру живого человека.
– Опять малька подкинули, – он понятливо кивнул головой и схватился за ручку корзинки. – А тяжеловат бутуз.
Он откинул сукно и внимательно вгляделся в лицо младенца, которое искривилось от натужного писка. Не особенно и торопясь в дом, хромец еще более тщательно развернул часть пеленки, сбившейся от беспрерывного сучения ногами вниз, и вгляделся в вышитую неровными строчками одну-единственную надпись, и только потом занес находку в дом. С грохотом закрыл за собой дверь, нисколько не волнуясь произведенным шумом, щелкнул запором.
– Что там было, Агафон? Дружинники заглядывали? – окликнула его дородная женщина в глухом длинном платье коричневого цвета и в косынке, под которой скрывалась тщательно уложенная прическа.
– А где хозяйка? – вопросом на вопрос ответил хромец, ковыляя на кухню, где было хотя бы тепло от догорающих в печи дров. – Нам гостинец прислали.
И зачем-то добавил очевидное:
– Подстанции все вырубили, электричества до утра не будет. Если не дольше.
Привычная ко всему, женщина подошла к корзинке, которую Агафон поставил на стол, и без лишних эмоций посмотрела на этот самый гостинец.
– В этом году уже третий, – сказала она. – Сходи, Агафон, до кабинета Марьи Дмитриевны. Она там бумаги собирает. Вдруг скоро придется уезжать отсюда. Скажешь, что случилось. А я вымою младенца да накормлю. Немножко козьего молока осталось после ужина. Пусть начальница решает, что делать.