Настроение Кудракова менялось слишком быстро. Из грустившего мужичка на краю разобранного дивана, брошенного и потерянного, он стремительно превращался в необузданного борца за правду, в непреклонного глашатая священных принципов жизни с чистыми помыслами.
— Нет, друг Серега! Мне руки в крови и петля на шее пока еще не нужны! Не до такой степени я боюсь этого Петрова, чтобы на такое согласиться!
Глебу показалось, что Геннадий Владимирович сейчас взорвется от негодования. Мужчина сильно покраснел, даже как-то надулся. Ноздри его от возмущения напряглись, расширились, даже волоски в носу зашевелились.
И вдруг он сдулся. Как будто кто-то где-то проткнул в нем иголкой дырку, причем внушительных размеров дырку, потому что весь пар возмущения вышел в один момент.
— Что-то мне нехорошо, Серега, — Геннадий Владимирович взялся за левую грудь, ближе к подмышке. — Ты бы сгонял взял мне сто грамм? Реально же поможет!
— Хорошо. Купим, но только по дороге в деревню. А там, как доедем, отдыхайте себе сколько хотите! — Глеб снова перешел на спокойный, деловой тон, на такой, которым подчиненный должен говорить с начальником. — Места там тихие, красивые, воздух чистый. А я займусь вашим обидчиком. Для начала выясню о нем побольше: где он обитает, что поделывает. А тогда мы придумаем, как подставить его, чтобы сдать его с поличным. Его спрячут, а вы вздохнете спокойно. Такой вот у меня план.
— Я сдавать никого не буду! Он же меня тоже утопит. За собой потащит.
Глеб, посмотрев на осунувшееся лицо Кудракова, понял, что уговорить его сделать разумный поступок не удастся, по крайней мере пока. Впрочем, все равно надо было еще найти этого Петрова. И лучше бы — в куче фактов, вскрывающих его деятельность как злостного, преступника, наглого шпиона, безнадежного рецидивиста. Сиверов не стал дальше давить на своего подопечного. Пока.
Кудраков после этого разговора довольно быстро собрался, а по дороге все же напомнил новоявленному охраннику, что тот обещал остановиться около магазина и сходить за запасом водки. Сам выходить он побоялся.
Глеб, вспомнив по вчерашнему, как водка действует на этого горе-политика, рассудил, что это — вполне себе способ попридержать его от лишних нервотрепок. Его напряженные страхом и жестким похмельем нервы никому не нужны. В безвольном состоянии, решил Глеб, Геннадий Владимирович натворит меньше глупостей и создаст, соответственно, меньше проблем. Глеб купил ему коньяк.
— Это здоровее, чем водка, — объяснил он. — По крайней мере, чистит желудок, расщепляя пищу.
Как бы долго они ни выезжали из Москвы, до дачи добрались еще до обеда. Дом, который Глеб нашел легко, потому что дорогу к нему уже хорошо знал, выглядел после зимы пыльным и обиженным. Как будто он устал безнадежно мечтать о том, что с него сбросят всю эту тяжесть холодного сезона, все эти остатки липкого снега, теперь уже не такого пушистого и искристого, каким он был в начале зимы. Остатки снега были грязью, сухой, царапающейся, удушливой.