— А если я что-либо придумаю?
— Посмотрим.
— В конце концов, я могу снять гостиницу. Мне платят достаточно, чтобы позволить себе такое баловство.
— Мне надо согласиться быть альфонсом?
— Тебе надо согласиться быть со мной рядом.
— Покупаешь?
— Нет. Я же не плачу тебе.
Он склонился, поцеловал ее в нос, молча оделся, вышел, вернулся с молоком и ватрушкой и, только уходя совсем, сказал:
— Я не знаю, где я буду ночью. Не могу ничего обещать.
— А как же то, что ты знаешь свое будущее? Всю ночь мне это доказывал.
Оборотень мягко улыбнулся и взялся за дверную Ручку.
— И ведь доказал!
— Я тебя обманул.
— Но это же была правда!
— Это была манипуляция.
Лена приподнялась на подушках и вытаращила на него непонимающие глаза.
— Лена, я блефовал.
Он подошел к кровати и улегся рядом с ней на живот.
— Я тебя заинтриговал и в некотором смысле связал твою способность выбирать. Я же понимаю, что в вашем кругу вера в предначертанность событий велика до смешного. Но даже твое сопротивление… Оно добавляло яркости. И привязывало тебя еще сильнее. Когда человек бежит от чего-то, он еще сильнее привязывается к этому. Сказав тебе, что на эту ночь ты моя, я дважды тебя запрограммировал и выдержал до тех пор, пока установка не овладела тобой полностью.
— Стратег хренов! — обиделась девушка.
Она скинула с себя его руку, и Оборотню пришлось подвинуться.
— Нас специально учат вести психологические атаки и строить оборону.
Далее лежать в одежде на кровати было неудобно, и он поднялся. Снова остановившись у двери, он повернулся и добавил:
— На самом деле есть только сейчас. Никто из нас, Лена, не знает точно, что будет впереди. Мы можем лишь планировать и пытаться прогибать мир под наш план. Вчера у меня получилось. Теперь я могу лишь надеяться, что тебе понравилось и ты не откажешь мне во встрече хотя бы еще раз. Я не могу надеяться на большее, потому что я солдат и не отвечаю за себя. Для себя я не планирую. Я только могу взять то, что тут и сейчас плохо лежит.
Он хмыкнул, улыбнувшись какой-то своей идее, и склонил голову в плохой попытке спрятать эту явно каверзную мыслишку.
— Что? — надувшись, спросила Лена.
— Ну, получается, что вчера ты была как раз тем, что плохо лежало, что было никому не нужно…
— Ах ты… сволочь! — крикнула она, запустив в него подушкой.
Оборотень ловко поймал подушку и запустил ее обратно.
— Кроме меня, — широко улыбаясь, крикнул он, при этом подушка метко вляпалась прямо Лене в грудь. — Мне повезло, что у меня получилось.
Девушка, схватив подушку, снова кинула ее в Оборотня, но та ляпнулась уже в закрывшуюся дверь. Лена сердито сползла обратно под одеяло и скрестила на груди руки. В порыве эмоционального всплеска она еще и губы надула.