— Я понимаю, — кивнул Потапчук. — Мы с тобой можем рисковать только своими жизнями, но никак не жизнью своих близких. — С этими словами он достал из кармана пиджака аккуратно сложенную бумажку. — Здесь адрес санатория. Если ты не против, их сейчас же туда отвезут.
— Сейчас же?! — переспросил Сиверов. — Но уже ночь на дворе. Они спят!
— Это единственная возможность их обезопасить. Там их поселят под другой фамилией. Отдельный номер, медицинское обслуживание, охрана… Там сейчас живут несколько семей погорельцев. И наши ребята обеспечат им полную безопасность, — пообещал Потапчук.
— Я перезвоню? — спросил Глеб, понимая, что и без его согласия генерал Потапчук все уже продумал.
— Нет, лучше напиши записку. Мой человек передаст ее твоей жене. И еще, чтобы не пугать соседей, дай ему ключ от квартиры. Он тихо войдет, разбудит, поможет собраться, — предложил генерал Потапчук, и тон, которым это было сказано, исключал всякие возражения.
— Понял, — кивнул Глеб, доставая из внутреннего кармана куртки подаренный Ириной блокнот и гелевую ручку. Записку нужно было написать так, чтобы Ирина сразу поверила. Он предупредил ее о подобных экстренных случаях. А здесь все разворачивалось так, что дорога была каждая минута, при таком раскладе ему самому вряд ли стоит возвращаться домой.
Глеб на мгновенье задумался и написал: «Милая Иринка! Вам некоторое время полезно будет пожить за городом. Там есть все необходимое. Если что-то потребуется купить, попроси ребят. Они помогут. Поскольку на пороге зима, обязательно возьми теплые вещи. Целую».
Подписываться Глеб не стал, но нарисовал улыбающуюся рожицу, которая должна была успокоить Ирину. Его лицо при этом могло бы послужить прототипом противоположного символа, поскольку его просто-таки угнетало чувство вины. Он укорял себя за то, что при своей более чем опасной работе позволил себе роскошь иметь семью. Но, с другой стороны, именно семья давала ему силы жить и действовать.
Потапчук тем временем вызвонил водителя — многократно проверенного, высокого розовощекого здоровяка Василия. Василий взял записку и, кивнув, вышел. Адрес, очевидно, Потапчук ему уже заранее дал.
— А мне куда теперь? Тоже в санаторий? — спросил Сиверов. Спать ему, несмотря на выпитый коньяк, теперь совсем не хотелось.
— Выпьем еще? — спросил Потапчук.
— Нет, — покачал головой Глеб.
— Ну, тогда прикончим ее, когда вернешься из Нижнего, — предложил Потапчук, пряча фигурный сосуд в один из шкафчиков.
— Откуда вернусь? — переспросил Глеб.
— Из Нижнего Новгорода, — сказал Потапчук и, отпив из чашки, покачал головой. — Заговорились мы с тобой. Кофе совсем холодный, зря варил.