И меня не стало.
*
Я проснулся и некоторое время просто лежал, глядя в знакомый потолок лекарни и ощущая горечь и пустоту. Ярость, питавшая меня всё это время, испарилась, рассыпалась, будто картонный домик из сказки; то, что я считал праведным гневом, после посещения пространства Храма на Горе осыпалось пеплом сожалений, оставив после себя лишь горечь.
И осознание того, что я толкнул хорошего человека на преступление.
Живы ли те, кто пошёл со мной на охоту за Кристианом? В порядке ли Доминик? Я знал, что должен позвать кого-то, расспросить, но дал себе пару мгновений тишины. Просто лежать, просто думать о том, на какие дороги порой заводят месть и ярость - и отчаянно горевать, что от них не становится легче.
Хотя со стороны и кажется, что должно быть наоборот.
В тот момент во мне было нечто от ребёнка, который прячется от мира под одеялом. Однако, суть взрослой жизни как раз и сводится к тому, что рано или поздно всё равно придётся вылезти из одеяльного шалаша и иметь дело с реальностью, принимая её такой, какая она есть.
Потому-то я в конечном итоге ускорил внутренние процессы и дал организму команду окончательно проснуться.
Вопреки моим ожиданиям, так уж больно не было. Возможно, постаралась регенерация, может, мне повезло с лекарем (хотя вероятнее, что и то, и другое справедливо), но по итогу я был преимущественно здоров. Если не считать онемения в руке, на которой, судя по ощущениям, лежала какая-то тяжесть.
Я повернул голову - и замер, глядя на Элин.
Она извернулась на неудобном лекарском кресле и тихо спала, устроив голову на моём плече. И от этого зрелища что-то во мне дрогнуло, как будто встала на место сломанная деталь, как будто исчезла тяжесть с груди, мешавшая дышать.
Я всегда любил книги о рыцарях и девах, о любви с первого взгляда и подвиге во имя прекрасной донни, трепетной и нежной.
Элин, пожалуй, едва ли соответствовала тому, что можно назвать трепетным или нежным - если смотреть со стороны. Она не была похожа на идеальную прекрасную донни, которую рисовало некогда моё воображение... Но именно с ней я начал понимать, что такое любовь, верность и искренность. Не те, что на страницах галантных романов, не те, что напоказ - но те, что в душе. Чувства не небесные, но - земные. Хотя... о чём земном можно говорить, если я дерзнул полюбить ангела? Эта мысль снова и снова возвращалась в мою душу болью и сомнениями.
Мне не хотелось её будить - я всё ещё боялся разговора с ней. Однако, не зря Элин считается одной из самых талантливых учениц своего поколения: она уже открыла глаза, наверняка ощутив смену ритма моего дыхания и тяжесть взгляда.