На следующее утро Миша подъехала к моему дому в шесть, когда солнце еще даже не поднялось, – как мы и планировали. Мы не знали, во сколько рейс Кэндис, так что решили, что нам нужно перехватить ее как можно раньше, и я не хотела, чтобы мама устроила мне допрос с пристрастием из-за того, что я отправилась к подруге в такой ранний час. Технически, убеждала я себя, я не покидаю дом без разрешения, раз уже утро, а не ночь.
С неприятным чувством пустоты в груди мы с Мишей направились прямо к дому Джонстонов. Айзек сидел на переднем крыльце, как и обещал нам – хотя и ясно дал понять, забравшись на заднее сиденье маленького «Фольксвагена» Миши, что не рад нам помогать.
– Это так глупо, – проворчал он. – Вы, ребята, понимаете, что Кэндис безумна, да? Типа, сбрендила больше бренди…
– Это отвратительно и бесчувственно по отношению к ментально больным людям, – прервала я его.
– О, да ладно. Думаю, я должен извиниться перед вами обеими, потому что вы, судя по всему, такие же сумасшедшие, как и она, – рявкнул Айзек.
Сидевшая за рулем Миша через плечо передала ему коробочку для ювелирных украшений.
– Вот, не потеряй. А то мама откажется от меня.
Айзек закатил глаза и приоткрыл шкатулку, чтобы взглянуть на маленькое бриллиантовое кольцо внутри.
– Не могу поверить, что вы меня на это уговорили.
Раздраженная Миша отъехала от дома.
– Тебе не нужно на ней действительно жениться! Нужно просто рассказать о своей любви и сделать предложение, словно ты говоришь серьезно. Это вопрос жизни и смерти. Будь уверен.
– Давайте просто уже сделаем это. Я хочу обратно в постель, – пробормотал Айзек, откидываясь назад и застегивая ремень.
Я тоже сомневалась, что наш план будет успешным, но молчала весь путь до дома Кэндис. Мы с Мишей всю неделю пытались убедить ее, что небезопасно ехать на Гавайи, но нам противостояли гигантские дозы OBJ[6], которые она принимала в дополнение к почти ежедневным посещениям психиатра. Врач убедил ее, что столкновение со страхом воды – самый действенный способ преодолеть помешательство, так что ничего из сказанного нами с целью убедить ее, что мы, как и она, уверены в причастности Вайолет к смерти Оливии, не прорвалось сквозь ее спровоцированный лекарствами оптимизм.
Хотя это была экстремальная и отчаянная мера, мы уговорили Айзека попросить ее сбежать с ним, потому что это было единственным, по нашему с Мишей мнению, что могло сработать. Нам совершенно не нужно было, чтобы Кэндис в самом деле вышла за него. Пусть она просто заберется к нам в машину, и мы увезем ее на несколько часов – этого хватит, чтобы пропустить рейс и чтобы в результате родители решили оставить ее в больнице. Это был жестокий план – и я была уверена, что, если он сработает, я буду чувствовать себя виновной в последствиях. Но, по крайней мере, предсказание Вайолет о смерти Кэндис не сбудется. Мы выиграем себе больше времени, чтобы понять, что с нами сделала Вайолет.