– Конечно, звучит отлично. Только нужно написать маме и предупредить, что я не пойду домой сразу после школы.
Вайолет жила на окраине города. После уроков мы подъехали к ее дому в белом «Ауди», недавно купленном ей родителями. Собственность ее семьи была спрятана за высоким забором, и она набрала код безопасности в приложении на телефоне, чтобы открыть главные ворота. Дом находился в конце участка, и к нему вела длинная дорога. Густые вечнозеленые растения почти скрывали его, но вдалеке над зелеными верхушками выглядывали острия тюдоровской крыши.
– Вау, ты словно живешь посреди леса, – прокомментировала я, уже гадая, как именно описать маме путь сюда, чтобы забрать меня.
– Ага, это отстой. Так далеко от всего, даже от продуктового.
Из-за тени от деревьев, растущих вдоль дорожки, я чувствовала, будто вступаю в иной мир. Дождь на время прекратился, и падающие сквозь сосновые иголочки лучи оставляли замысловатый узор на тротуаре. Повеяло тяжелой, влажной смесью запахов почвы, сосен и разлагающихся листьев, а от чириканья птиц кружилась голова.
Вскоре после поворота я увидела дом. Под колесами зашуршал гравий, и мы оказались на круговой подъездной дорожке вокруг большого фонтана перед домом. Там Вайолет и припарковалась. Белые цементные ступени вели к парадной двери. Дом оказался трехэтажным, с красивыми решетками на окнах. Пышные красные герани стояли в огромных керамических кадках по обеим сторонам от двери. Дом Симмонсов походил на английское поместье больше всех других зданий, виденных мной в Уиллоу.
– Как твои родители вообще нашли такой дом? – спросила я не ради сбора информации, а из личного любопытства. Если у семьи достаточно денег на покупку такого роскошного дома, то зачем им жить в Уиллоу, в Висконсине?
– Ну, это не совсем они нашли его. Скорее он нашел их, – вздохнула Вайолет и достала ключи из застегивающегося кармана рюкзака. Мы поднялись по ступеням. – Мой отец вырос в этом доме. Когда два года назад умерла моя бабушка, дядя решил продать его, но отец хотел, чтобы он остался в семье. В детстве я, бывало, приезжала сюда на лето и считала этот дом замком.
Входная дверь скрипнула, и, прежде чем мы зашли внутрь, нас обдало из прихожей прохладой. Переступив порог дома Вайолет, я почувствовала себя как в музее. Все было из полированного дерева, а из зала на второй этаж вела широкая лестница. Темный деревянный пол гостиной покрывал необъятных размеров персидский ковер смеси цветов: насыщенного бирюзового, мятного и фуксии, а вся мебель казалась старинной и профессионально отреставрированной. Когда мы вошли и Вайолет скинула обувь, справа над камином я увидела картину, написанную маслом, в изысканной раме. На ней была изображена семья из четырех человек: муж с вежливой улыбкой на лице и в темном костюме, жена с красиво завитыми волосами и два долговязых сына-подростка. Женщина (я решила, что это бабушка Вайолет) нежно положила руки на плечи сидящих сыновей. В отличие от изображенных на портретах семей, виденных мной в музее, бабушка и дедушка Вайолет были одеты довольно скромно. На женщине была, как казалось, простая бирюзово-зеленая блузка, расстегнутая у шеи. Вместо массивного жемчужного ожерелья или изысканных бриллиантов там висела аккуратная золотая подвеска. Вайолет не особо походила на бабушку, у которой был персиковый цвет кожи и темно-русые волосы, в то время как у внучки – фарфоровая кожа и волосы цвета воронова крыла. На портрете бабушка тепло и терпеливо улыбалась, наполняя помещение дружелюбием.