Но тогда я, конечно, не мог предположить, что через два с небольшим десятка лет сам окажусь в дьявольском капкане осведомительства и буду шутить с горькой усмешкой, что достиг "Хомутовского уровня".
Я был актером МХАТа с 1955 по 1960 год. Однако путь мой к заветным подмосткам был далеко не легким. По окончании в 1951 году студии имени В. И. Немировича-Данченко меня рекомендовали во МХАТ. Но в результате проверки моих анкетных данных соответствующим отделом ГБ мне было отказано. "Видишь, какая всешки неприятность получилась со МХАТом, - директор студии В. 3. Радомыслинский произносил "всешки". - Почему же ты скрыл от нас при поступлении в студию, что у тебя арестована мать?" - "Так вы бы меня не приняли", - отвечал я. Директор студии задумчиво промолчал, потом утвердительно кивнул: "Всешки ты прав... Не приняли бы..."
Теперь же диплом с отличием об окончании студии МХАТа, подписанный О. Л. Книппер-Чеховой, лежал у меня в кармане, и мне было море по колено.
" Я вас обманул не только в этом, - признался я. - У меня еще и аттестат об окончании десятилетки был липовым". "Это мы знали", - сказал директор.
Пожалуй, я поступил правильно, что и при поступлении в студию, и при приеме в комсомол скрыл арест матери. Мой однокурсник Ланговой кому-то проболтался, что отец был репрессирован. Его отчислили после первого курса за профнепригодность. Понятен и случай со мной. МХАТ был "режимным" театром, и присутствие там, где бывает правительство и сам Сталин, сына "врага народа" было, естественно, нежелательным.
Мою мать арестовали летом 1947 года, когда я сдавал экзамены за девятый класс. Влепили ей 13 лет лагерей. Необычный срок, не правда ли? Дали-то ей 10 по 58-й, но добавили за "нападение" на следователя. Фамилия его была Каптиков. Она швырнула ему в физиономию чернильницу - так возмутили ложь и несправедливость обвинения.
Вскоре после ареста матери "случайно" я познакомился с очень милой молодой женщиной. Звали ее Лиля Садовская. Стали встречаться. Но я молчал об аресте матери, так как был убежден, что это - ошибка. В чем она, простая медсестра, могла быть виноватой? Разве что рассказала анекдот? Затем мне стало известно, что эта милая женщина встречается с моими товарищами по 9-му классу и интересуется моими настроениями. А еще позже я узнал, что Лиля лейтенант госбезопасности. В школе уже знали, что я сын арестантки, и я решил не возвращаться туда. Выдержал экзамены в школу-студию МХАТ и достал липовый аттестат зрелости. Спустя год - летом 1948-го, добившись свидания с матерью, я пробыл сутки на территории лагеря в домике для свидания в далекой Ухте, в ОЛП 13. "Я виновата, и больше ты меня ни о чем не спрашивай", отрезала мать. Тогда я не понимал, что своей умышленной ложью она как бы берегла меня - сдержала от взрыва возмущения, от хлопот по ее освобождению. При моей вспыльчивости и прямоте я мог бы угодить вслед за ней.