3. Увольнение в город в любой день.
4. Покровительство по службе.
5. Материальное поощрение за хорошую работу..."
Да, те, кто скреплял своей подписью согласие на секретное сотрудничество, знали, понимали, были убеждены - ОНИ всесильны, и если уж соглашаться, то не просто так, а за что-то.
Когда В. И. Алешенко из Киева, работавшего в НИИ, вызвали в кабинет начальника первого отдела и сотрудник КГБ, показав свое удостоверение, предложил сотрудничество в поимке "иностранного шпиона", то вот о чем он тут же подумал:
"У меня тогда был не решен квартирный вопрос и я не мог устроить дочку в детский сад. Сотрудник КГБ намекнул мне на то, что они помогут с квартирой. Я, в свою очередь, сказал, что лучше бы они смогли устроить дочку в ведомственный детский сад КГБ, который находится поблизости от моего дома. Но он в ответ только посмеялся: видимо, о таком детском саде не слышал или это была военная тайна..."
Но что это за подачки, что за копейки, что в новых деньгах, что в старых, когда плата-то неизмеримо выше? Собственной судьбой, жизнью?
Да и так уж ли нужно было тратить казенные деньги, когда кроме денег у НИХ имелся куда более сильный довод, чем сиюминутная подачка?
"Денег мне не платили и никакой другой помощи не оказывали. Я думаю, что и другим не платят. Да и никакой бюджет не выдержит, если платить всем подряд... Зачем платить, если есть такой мощный стимул деятельности, как страх", - убежден агент с четвертьвековым стажем, подписавший свое письмо псевдонимом "Арманов".
Опять - о том же, опять о страхе...
Летом 1995 года - уже 95-го! - мой товарищ Зураб Кодалашвили, работающий оператором на Би-Би-Си, приехал из Ульяновска - города, как известно, сквозь все путчи и политические потрясения оставшегося верным коммунистическим идеалам, в том числе и талонам на мясо и колбасу.
- Ты знаешь, - рассказывал он, - Ульяновск - это заповедник. Самый настоящий заповедник. Берем у молодых ребят интервью, они, узнав, что для англичан, пугаются. Одних на пляже разговорили - попросили, чтобы только не называли их фамилий. "Да почему?" - удивились мы. Отвечают: "КГБ узнает..." Чудеса...
Удивляется... И я удивляюсь. Что, еще где-то осталось? Неужели так прочно все тогда зацементировали, что ломали, ломали, ломали - а все равно где-то еще живо, цело, живет в генах, передающихся из поколения к поколению?
Потому-то, наверное, не могу отделаться от ощущения: пишу о прошлом вспоминаю настоящее - опасаюсь будущего.
Итак, о мотивах. Первое, что, естественно, приходит в голову, - страх. Но страх особый, в государственном масштабе, страх, возведенный в ранг державной политики.