Мне предложили написать объяснение, заперли в комнате и ушли.
Я остался один. О чем я тогда думал? Да о том, что если не дам согласие работать на них, то скорее всего меня арестуют. А если дам? Если все-таки заставят, то в тот же вечер повешусь...
Через час они возвратились: "Ну?" Я снова повторил свой категорический отказ. Они опять заявили, что могут сделать со мной все что угодно, и добавили, что "граница на замке" и что я никуда не денусь... Потом меня заставили написать расписку о неразглашении. И - отпустили.
На улице я очутился уже в четыре утра. Вышел на Красную площадь... Пусто, темно... Километров десять я прошел пешком, пока, наконец, не открылось метро...
Я понимал, что это - провокация. Начал вспоминать и вспомнил.
За несколько недель до встречи с Петровым меня вызвали в отдел кадров, там сидел какой-то военный, который стал расспрашивать, чем я конкретно занимаюсь, сколько зарабатываю...
В то время у себя в институте я был на виду, и вот почему. Я зарабатывал раза в три больше, чем другие проектировщики. Может быть, потому что был самым квалифицированным...
И тут он говорит мне, что им очень нужны квалифицированные люди: "Как вы посмотрите на то, что мы дадим вам работу с повышением?"
Я отказался, сославшись на то, что занимаюсь еще и научной работой, которая отнимает много времени. У меня опубликовано довольно много статей. Потом он меня вдруг спросил, есть ли у меня родственники за границей?
А они у меня были - и дядя в Польше, и дядя во Франции. Тот, что из Польши, даже приезжал ко мне в гости.
Военный рассказал, как на меня вышел - прочитал мою статью в журнале, позвонил в наш отдел кадров и спросил, как найти автора. И тут-то он прокололся: статья была ошибочно подписана не "Шпиро", а "Шаиро", человека же с такой фамилией у нас не было...
Через несколько дней мне снова позвонили с Лубянки, сказали, что на меня заказан пропуск. Я, конечно, испугался: поехал к брату и оставил у него все свои записные книжки.
В кабинете, куда я поднялся, меня ждал хмурый человек, который тут же с порога спросил, какой дядя ко мне приезжал, из Польши или из Франции? Ответил, что из Польши. Он помолчал и спросил, есть ли у меня к ним какие-либо просьбы? Я набрался смелости и сказал: "Не подсылайте ко мне никого больше и больше, если можно, меня не беспокойте..." Он бросил хмуро: "А уж это зависит от того, понадобитесь ли вы нам или нет".
Надо ли говорить о том, каким счастливым я вышел на улицу...
Снова я увиделся с НИМИ только после войны, в 1946-м.
Звонок из отдела кадров: "Вам надо срочно явиться в военкомат". "Ладно, приду..." Буквально через две минуты снова звонок: "Вы еще не ушли? Быстрее, быстрее... Там ждут".