Но только не в эту ночь. По залу шел мужчина с фонарем, отбирая тех, кого всегда отбирали, или тех, кого почти всегда, и наконец нехотя осветил лицо Нены.
— Смесь молодости и опыта, — пробормотал он, словно футбольный тренер.
Сначала Нена удивилась, затем ее охватило опустошение, переходящее в панику. Сидя на заднем сиденье в фургоне, она сказала себе, что пережила четырех мужчин в горах и переживет еще столько, сколько потребуется. Как в бою: может быть чертовски больно, но если пуля тебя не убила, то рана может зажить. Главное — отключить мозг, не думать о том, что происходит. «Просто отключись, — сказала она сама себе, глядя на пустые лица сидящих рядом молодых женщин. — Просто отключись».
И это помогло, если вообще что-то могло помочь в данной ситуации, пока в комнату мотеля не вошел шестой и последний на этот раз мужчина. Он был не моложе остальных предыдущих — лет за двадцать, — но в нем не было уверенности его товарищей. Увидев ее, лежащую нагой на постели, со свежими синяками на груди и с кровью меж ног, он застыл в нерешительности, прежде чем расстегнуть ремень.
— Зачем ты делаешь это? — спросила она, нарушив собственное правило молчать и проклиная себя за это.
— Ваши мужчины делают то же самое с нашими женщинами, — сказал он, но без большой убежденности.
«Он, может быть, и верит в это, — подумала она, — но, видимо, не считает, что надо так же поступать в отместку».
— И ты полагаешь, это правильно? — спросила она. — Как ты думаешь, что сказали бы твои мать и сестры, если бы увидели, что ты делаешь?
— У меня нет сестер, — сказал он. Ремень был расстегнут, но он не делал ни единого движения, чтобы снять брюки.
— Но мать-то у тебя есть, — сказала она.
— У меня нет выбора, — сказал он. — Я бы и не хотел...
— Так не делай.
— Мы должны, — яростно прошептал он.
— Никто не должен, — сказала Нена. — Подумай о будущем. Как ты сможешь любить, если в твоем мозгу все время будет жить эта картина? Он закрыл глаза.
— Заткнись! — сказал он. — Сейчас же заткнись...