Находящийся в двадцати ярдах впереди Клинок размышлял совсем о другой птичке. Перед ним шла Хаджриджа. И хоть она была закутана так, что скорее напоминала медведя, воображение лондонца разыгралось вовсю. Ни напяленная на нее одежда, ни груда снаряжения не могли лишить грациозности ее походку, а выбивающиеся из-под шерстяного вязаного шлема пряди волос выглядели необыкновенно женственно. Внешне она немного напоминала ему Морин, что само по себе было не больно хорошим предзнаменованием.
Морин была на пару лет постарше Хаджриджи, занималась терапией и жила в Херефорде, разведенной, с шестилетним сыном. Она и Клинок познакомились в пабе и сразу понравились друг другу. Вообще-то особых общих интересов у них не было, но секс у них получался великолепный, а к пареньку он здорово привязался. Через три месяца они решили пожениться. Он никогда еще не был так счастлив. Он даже не огорчился по-настоящему, когда мать объявила, что выходит замуж и уезжает в Австралию по крайней мере года на три.
А потом, что называется, «обвалилась крыша». За месяц до намеченной свадьбы Морин взяла свое слово назад и сообщила, что из-за сына должна вернуться к мужу. Клинок думал, что тот живет в Лондоне, но, как выяснилось, муж ее уже несколько месяцев как вернулся в Херефорд.
Спустя шесть недель в Австралию уехала мать, с которой он всегда был очень близок. Впервые в своей жизни Клинок ощутил неопределенность собственного нахождения в пространстве и времени.
Все это произошло два года назад, и за прошедшее время положение вещей не сильно изменилось. У него появилось ощущение быстротечности времени, и он начал размышлять над прошлым, чем никогда раньше не занимался. Работа его в тренировочном центре была интересной, даже волнующей, но, казалось, не вела никуда, кроме как к приближающемуся уходу в запас. Тем более что постепенная потеря прошлой беззаботности казалась ему в какой-то степени деградацией его как солдата.
Впрочем, пока признаков этой деградации он еще не замечал. А может, только потому, что перед глазами стоял пример Дохерти. Но все же старое волнение, вызванное выходом на задание, он продолжал ощущать. «Черт побери, — думал он, — Дохерти отхватил же себе жену в Аргентине — на этот раз моя очередь. Хаджриджа, ты предназначена мне», — безмолвно сообщил он ей в спину, и в тот же момент, словно услыхав его слова, она повернула к нему голову и улыбнулась. Клинок подумал, что гораздо интереснее было бы увидеть ее при солнечном освещении и с чуть меньшим количеством одежды на теле.