Еще не прошло и суток, как он остался один на один с Аленой Игоревной, а казалось — миновала целая вечность. Пустые комнаты дома-дворца, безлюдные аллеи сада-парка, высокие стены, бликующие тусклыми видоискателями… И неестественная, пугающая тишина, гулко реагирующая на звуки «оттуда», с моря, из-за ограды.
«Главное — не выпускать ее из виду и колоть новую порцию нитразепама, не дожидаясь окончания действия предыдущей», — убеждал себя Виталий Юрьевич, готовя очередной шприц.
* * *
Светлана позвонила в семь утра, когда хирург с ассистенткой еще спали. Она коротко сообщила, что будет не позже девяти, и оборвала разговор, не дожидаясь ответа или комментариев. Марина вскочила с постели и сразу отправилась в «звериную палату». Там в высоком плетеном вольере приходил в себя Енот. Он был вялым и ослабленным, но сумел сходить в туалет на кучу опилок. Это было добрым знаком. Марина попоила животное, дала разведенной в воде смеси для грудных — идеальная звериная пища в послеоперационный период. Потом укол снотворного, обработка швов и снова в вольер на чистую подстилку. Грязные опилки во двор, за забор, чистые — в угол.
«Вы мне слишком мало платите, Светланочка. Я и младший хирург, и медсестра, и скотница, и управляющая имением, — мысленно беседовала она с хозяйкой. — Еще и за доктором приглядываю, в постели развлекаю, от глупостей оберегаю… Так что не он, а я реализую ваш странный проект. Без меня все бы давно рухнуло, а вами, извините, занялись бы соответствующие органы…» Девушка не заметила, что предъявляет свои претензии не «про себя», а вполголоса.
— Сама с собой разговариваешь, медсестра Левко, — отозвался Кирилл, — речь репетируешь?
— А если и так? Ты же будешь жевать и мямлить, застесняешься, уйдешь в терминологию…
— Мариша, не зарывайся! В терминологию я с госпожой Волошко еще ни разу не прогуливался — не понять ей, а про соответствующие органы лучше молчи. Света, может, и придумала наш пошивочный цех, но людей и зверей мы с тобой и режем и шьем. И, — тут доктор звонко шлепнул ассистентку по тугой попке, — нам это и подходит и нравится. Не так ли, милая? Пошли к Пете, проверим, не заговорит ли сынок в честь приезда спонсорши…
Петя не спал. Он смотрел в потолок или даже сквозь него. Папа с тетей Мариной снова и снова трогали его, ворочали, нажимали на живот, оттягивали или приподнимали веки. Заставили помочиться в стеклянную банку и унесли ее вместе с содержимым. Потом предложили сок, кашу, тертое яблоко. Старшие сегодня торопились, разговаривали громко, подшучивали. Кажется, его не собирались пока выносить на улицу, потому что не заставили одеться. Он так и остался в ночном балахоне. Куда девались джинсы и рубашка — неясно. Обычно по утрам они лежали на стуле рядом с кроватью. Но чем закончилось вчера, Петя не помнил. Кто-то раздел его и уложил, а одежду забрал. Возможно, в стирку? Или спрятал в какой-нибудь шкаф? Если бы он мог спросить! Но говорить не хотелось, не получалось. Скоро взрослые уйдут. Тогда он встанет и поищет. Не показываться же к Еноту в белой хламиде с цветочками по подолу?