Войдя в комнату, Ретт увидел удивление в глазах Тринити, но не испытал привычного трепета волнения, что неизменно сопровождал начало серьезной игры. В зале царило всеобщее возбуждение: сердитые возгласы и успокаивающие слова звучали отовсюду – но Ретт не мог отвести взгляда от женщины, что сидела почти по центру и изумленно смотрела на него. Ее изящность и элегантность выделялись на фоне крупных мужчин в деловых костюмах. Сегодня ее пышные темные волосы были уложены на затылке, открывая высокие скулы, – Ретт вспомнил, что вчера в музее она предстала перед ним с локонами, вьющимися по плечам. Но самым удивительным было лицо: Ретт буквально почувствовал барьер, что она возвела между собой и теми, кого, несомненно, считала врагами – взгляд Тринити был спокойным и каким‑то отрешенным. Где она этому научилась, с восхищением подумал Ретт. Неужели это ее естественная манера держаться? Или она всегда так реагирует на окружающих мужчин? А может, дело в том, что накануне он застал ее в момент, когда она была наедине со своими мыслями, в невраждебной обстановке? Как бы то ни было, Ретт понял, что это не праздное любопытство и не необходимость получить ответ на вопрос, который поможет раскрыть характер человека для работы. Ему просто до глубины души хотелось разгадать живую загадку перед ним. Интересно, обнаружив, что Тринити имеет корыстные интересы, он успокоится или, наоборот, это оставит неприятный осадок? В том, что ему удастся разрешить дело, Ретт даже не сомневался: ему еще не доводилось терпеть поражение.
Пока Ларри представлял Ретта присутствующим, Тринити повернулась к адвокату.
– Не понимаю, как это нам поможет, – произнес Билл. – Чем он может повлиять на общественное мнение? На мой взгляд, это просто пиар‑ход: так обычно разжигают скандалы.
– У него репутация человека, умеющего вдохновлять инвесторов, – возразил Ларри. Он был в курсе секретной миссии Ретта – Ричард и Патриция представили их друг другу сегодня утром. – Мы скажем прессе и акционерам, что заботимся о наших работниках и хотим сделать все, чтобы наш бизнес был в надежных руках.
И вновь в зале поднялся шум: сейчас совет директоров больше напоминал школьную перемену – только Тринити молчала в центре этого хаоса. Ретт не стал долго ждать и ударил кулаком по столу. Когда воцарилось молчание, а взгляды присутствующих обратились на него, Ретт твердо спросил:
– Вы хотите исправить ситуацию или потерять все, что Майкл Хайатт с таким усердием строил – между прочим, не без вашей помощи?
В комнате воцарилась полная тишина – казалось, даже едва различимое жужжание кондиционера умолкло. Ретт переводил взгляд с одного человека на другого – и, наконец, остановился на Тринити. Что‑то в выражении ее лица потрясло его настолько, что на миг он позабыл о самообладании. С трудом отведя от нее глаза, Ретт вспомнил о своем плане, составленном с целью убедить присутствующих в том, как он нужен компании для разрешения их дилеммы. Он ни разу не ошибся, повествуя заранее подготовленную легенду о своей роли консультанта по ведению дел. И все это время, слушая его, Тринити сидела с отрешенным лицом, словно глядя куда‑то вдаль. Ретт понимал, что она адаптируется к ситуации, вникая во все детали, но порой ему казалось, что она где‑то далеко отсюда. Однако, когда он закончил говорить, Тринити встала. Это не было попыткой подчеркнуть собственную значимость – именно так до нее вставали все присутствующие мужчины. Ретт отметил это, когда смотрел трансляцию совещания с помощью маленькой шпионской камеры, принесенной в зал Ричардом по его просьбе. Нет – девушка излучала спокойствие, и это естественным образом привлекало внимание всех. Ретт так и не понял, в чем заключается ее магнетизм, но собирался выяснить. Голосом, в котором не было ни капли сомнения, Тринити произнесла: