К своему новому делу, которым он занимался до конца 1928 года, Витгенштейн отнесся очень серьезно. Более того, он видел в нем свое новое призвание. Несмотря на отсутствие диплома, в городском справочнике Витгенштейн значился как профессиональный архитектор, а на письмах стоял фирменный знак архитектурного бюро «Пауль Энгельман и Людвиг Витгенштейн». Под чутким надзором Витгенштейна все двери и дверные ручки были целиком сделаны из металла и спроектированы в строгом математическом соответствии с размерами помещений. В проекте нашел свое отражение и затворнический образ жизни Витгенштейна: лампочки должны были свисать с потолка без абажуров, а небольшие L-образные батареи отопления, изготовление которых заняло целый год, были скрытно установлены по углам и остались неокрашенными. Каждая деталь была сделана по индивидуальным эскизам – в явном противоречии с восторжествовавшим тогда массовым производством всего и вся[118]. Были введены и некоторые технические усовершенствования, среди которых – стопятидесятикилограммовые металлические экраны вместо занавесок, которые легко опускались на пол. Внимание Витгенштейна к деталям было настолько фанатичным, что, когда все уже считали, что здание готово, он приказал рабочим поднять потолок одного из больших залов на 30 миллиметров, чтобы тот соответствовал нужным пропорциям. Один рабочий спросил его: «Скажите, герр инженер, правда, что для вас один миллиметр туда, один миллиметр сюда так уж важны?» На что герр инженер громогласно произнес: «Да!»[119] Стоит ли говорить, что были и другие моменты, когда он доводил строителей до исступления.
Здание отличалось простотой форм и полным отсутствием внешнего декора, поэтому кажется очевидным, что его создатели разделяли лоосовское отрицание орнамента и даже радикализовали его. Дом также сравнивали с постройками в стиле Баухаус.
Впрочем, недавно было высказано мнение, полностью отрицающее связь дома Маргарете с идеями Лооса и Баухауса[120]. Здание было построено без оглядки на баухаусный функционализм, а Витгенштейны, в том числе и Людвиг, в 1920-х годах уже не общались с Лоосом. Так что этот дом следует рассматривать как уникальное высказывание Витгенштейна, воплощающее абсолютную точность как принцип проектирования и, таким образом, отражающее дух его «Логико-философского трактата». Эрмина Витгенштейн, восхищавшаяся совершенством и монументальностью здания, не могла представить себя живущей в нем; она называла его «домом воплощенной логики» и «жилищем богов». Сам Витгенштейн считал эту нехватку жизни особым недостатком, о котором позднее писал: