Людвиг Витгенштейн (Кантерян) - страница 56
«В любом великом искусстве есть ДИКОЕ животное: укрощенное. Но, например, не у Мендельсона. Бассо-остинато любого великого искусства – примитивные человеческие порывы. И это не мелодия (как у Вагнера, например), а то, что придает мелодии глубину и мощь. В этом смысле Мендельсона можно назвать художником “репродукций”. В том же смысле мой дом для Гретль есть продукт сугубо чувствительного уха, хороших манер, выражение глубокого понимания (культуры, например). Но первичной жизни, дикой жизни, стремящейся вырваться наружу, не хватает. Так что можно сказать, что не хватает здоровья (Кьеркегор). (Тепличное растение.)»[121]
Некоторые авторы утверждали, что здание является воплощением некоторых положений «Логико-философского трактата», в частности различения показывания и говорения. Ибо, как можно прочитать в современном путеводителе, строя этот дом, Витгенштейн «провел также четкую демаркационную линию между тем, что можно и чего нельзя выразить словами, а именно лишил синтаксис классической архитектуры любой риторики и вернул ее в точку отсчета, с которой можно взглянуть на результат sub specie aeternitatis»[122].
Дом на улице Кундманнгассе в Вене, спроектированный Витгенштейном для своей сестры Маргарете
В преувеличении влияния идей Витгенштейна на проект этого дома кроется, однако, некоторая опасность. Во-первых, проводится слишком много параллелей с его философией. Сам Витгенштейн никогда подобных параллелей не устанавливал. Формальные эстетические совпадения его философских сочинений с архитектурным проектом имеют общий источник, а именно эстетические пристрастия автора, но не более того. Неверно объяснять введенное в «Трактате» различение говорения и показывания с точки зрения «лишения синтаксиса любых следов риторики». Хотя стиль «Трактата» действительно можно рассматривать как лишенный риторики, теория синтаксиса не имеет ничего общего с риторикой. Это сложное философское учение, которое – верно оно или нет – может выражаться иными путями. Во-вторых, не следует недооценивать культурные образцы, на которые ориентировался Витгенштейн. Возникшее позднее неодобрительное отношение к Лоосу не отменяет воздействия, оказанного последним. На заднем плане маячит также влияние Вейнингера и Крауса. В-третьих, нельзя игнорировать и участие Энгельмана, ведь первоначальный план постройки сделал именно он. Хотя Энгельман позднее писал, что главным архитектором проекта он считал Витгенштейна, но такое излишне скромное утверждение, скорее всего, лишь отражало его глубочайшее восхищение Витгенштейном. Наконец, было еще мнение Маргарете, имевшее большой вес и, учитывая ее латентный традиционализм, уравновешивавшее суровость Людвига. Традиционализм сестры проявился и в ее желании повторить в новом особняке расположение помещений семейного «Пале-Витгенштейн», включая вестибюль и разнообразную буржуазную обстановку: ковры, портьеры, стулья в стиле рококо, скульптуры, китайские вазы и растения