Людвиг Витгенштейн (Кантерян) - страница 71

. Часто он вел монолог с самим собой и никому не давал себя перебивать. Потом снова приглашал кого-то из присутствовавших к диалогу. Студенты его побаивались. Нетерпеливый и вспыльчивый, он заставлял их четко формулировать свои мысли. К счастью, в отличие от австрийских начальных школ, в Кембридже не было телесных наказаний.

«Витгенштейновская суровость была связана, на мой взгляд, с его страстной любовью к истине. Он постоянно сражался с самыми глубокими философскими проблемами. Решение одной проблемы вело к следующей проблеме. Витгенштейн был бескомпромиссен; он должен был достичь полного понимания. Он был яростен и напорист. Все его существо было под напряжением. Каждый, кто ходил к нему на лекции, видел, что он напрягал всю свою волю и весь свой интеллект до последней возможности. Так, в частности, выражалась его абсолютная, непреклонная честность. В принципе, именно из-за своей безжалостной честности к самому себе и ко всем остальным он внушал людям трепет и даже ужас – и как учитель, и в личных отношениях»[160].


Вид из окна комнаты Витгенштейна в Тринити-колледже (Кембридж)


Витгенштейн редко оставался доволен собственными лекциями. Иногда он мог воскликнуть: «Сегодня я слишком глуп!» или «Преподаватель у вас ужасный!» Он бывал настолько измотан и недоволен своими лекциями, что после занятий часто срывался в кино смотреть голливудские фильмы, особенно вестерны, причем садился в первый ряд, чтобы полностью отключиться от философии. Другие фильмы он едва ли видел. «Типичный американский фильм – наивный и глупый – может, несмотря на свою глупость и даже благодаря ей, быть вполне познавательным. Бессмысленный, застенчивый английский фильм научить не может ничему. Из глупых же американских фильмов я часто извлекал какой-нибудь урок»[161]. В его дневниках есть и несколько других размышлений того же времени о кино:

«В одном отношении я, видимо, очень современный человек, раз кино оказывает на меня такое необычайно благотворное влияние. Не могу представить никакого другого подходящего мне вида отдыха для ума, кроме просмотра американского кино. То, что я вижу, а также музыка создают блаженное ощущение, возможно и инфантильное, но от этого не менее мощное. В целом, как я часто думал и говорил, кино очень похоже на сон, и к нему непосредственно применимы мысли Фрейда»[162].

В 1931 году, после двух лет преподавания, Витгенштейн почувствовал, что ему нужно дополнительное время, чтобы внимательнее заняться своими рукописями, и ему дали творческий отпуск. При этом он продолжал бесплатно заниматься в своей квартире с теми студентами, кому это было интересно. В этот период он был очень продуктивен. К лету 1932-го он закончил десятый том своих новых рукописей. Его проект состоял в том, чтобы демонтировать философию «Трактата» и заменить ее новыми идеями о природе языка, логики и математики (см. главу 8). С 1929 года он также работал – совместно с Фридрихом Вайсманом – над системным представлением своих основных идей в виде книги, для которой было заявлено название