— Маюми! Очень приятно! Эштон говорил, что у него много сестёр, но не признавался, какие вы все красавицы!
Ну, на самом деле, красавиц здесь только две: Лурдес и сама Маюми. Мы с Аннабель — так, жертвы хорошего тона.
Все мы садимся за щедро накрытый в лучших русских традициях стол — мы ждали его, отцовского родного сына, готовились к приезду, предвкушали новую жизнь, радуясь тому, что время стёрло ошибки, разорвавшие нашу семью. Мама как всегда во главе стола, Алекс рядом — он не любит быть в центре, ссылаясь на то, что эта позиция до колик осточертела ему офисе. Но каждый из нас уже достаточно повзрослел, чтобы понять — он отдаёт первенство матери намеренно, вот только что именно хочет подчеркнуть подобными небольшими жестами — не ясно, потому что все основные, важные решения они всегда принимают вместе, договариваясь сперва между собой, и лишь потом выносят на общее обсуждение.
И снова я чувствую на себе взгляд. Это не Эштон, нет. Это отец. Я знаю, как сильно он любит меня, знаю, как печётся о моём счастье и безопасности, но я уже большая девочка, чтобы осознавать, как давит меня эта забота. Чрезмерная любовь — такое же зло, как и её недостаток.
Я взрослая женщина, которая отдаёт отчёт своим поступкам, знает свои недостатки и слабости, и иногда ей жизненно необходимо просто принять их, расслабиться и дать волю чувствам, эмоциям, ведь если их не выпускать, они разорвут так же, как это случилось тогда… в том злополучном клубе.
Я хочу просто насмотреться на него, налюбоваться, запомнить его новые, изменившиеся мужские черты. Это всё, что мне нужно, большего не прошу, но дай же мне, отец, хоть это! Такая малость мне нужна — всего несколько свободных вдохов, отпусти меня, умоляю, освободи из оков своего стального всевидящего взгляда!
И он словно слышит меня: встаёт и выходит, сославшись на необходимость позвонить. Я не знаю, правда, это или нет, но возможность свою использую максимально.
Мои глаза впитывают его образ, подобно сухим пескам Сахары. Наша полупрозрачная гостиная затоплена золотым солнечным светом, точно так же как тогда, годы назад, когда мы прожили в ней один счастливый ноябрьский день. Повторяю взглядом контуры его лица, скул, подбородка, ставших иными — более мужскими, волевыми, взрослыми, и с нежностью вспоминаю те моменты, когда мы полностью принадлежали друг другу. В его волосах свет, потому что он сидит спиной к витражам, деликатно обнимая одной из своих по-взрослому больших рук спину своей подруги.
Мы не знали, что он приедет не один или же только я не знала… Ослепляюще яркий июльский свет рассеивается веерами спектров, отражаясь от большого бриллианта на её безымянном пальце.