в
Ответе Богов (№ 5), этот отрывок примечателен именно соположением мотивов музыки (пения), выше эксплицированных как искусство
(Искусство дало бы мне новые силы…), и чувства.
— …то как Днепр бежала по комнате. — Мотив бегущего Днепра в связи с темой смерти встречается в № 2 (с. 56, см. примеч.). См. также по поводу соположения мотивов реки и смерти №№ 7, 23, 27 и примеч. к ним.
— Отец сидел на бронзовом коне… — См. выше, примеч. к с. 190. а также примеч. к № 31.
— Никто не произносил ни слова. Все разговаривали мыслями. — Внесловесная и внезнаковая коммуникация в посмертном существовании?
…пощипывая свои усы мыслями… поглаживая мыслями волосы… — Ср. в связи с гипостазированием мысли у Введенского, примеч. к № 10.
— Бровей не видишь ты отец… — См. выше, примеч. к с. 189.
— Тогда отец вынул из карманов дуло одного оружия… — Ср. тот же мотив в Некотором количестве разговоров (№ 29.6 — С той же рифмой) и «Где, Когда» (№ 32).
— После обедни… двери рая… — См. выше, с. 189.
…чепец… Потец… — См. выше, примеч. к с. 190.
…отца… превратившегося в детскую косточку. — См. примеч. к № 24.
— Эй кузнец куй! куй! / Мы в кузнице уснем. / Мы все узники, — Укажем на выразительный пример поэтики Введенского, заключающийся в организации в плане выражения семантически «рискованных» сочетаний путем паронимических повторов фрагментов текста, т. е. на уровне фонем и слогов. См. выше, примеч. к с. 190.
— Ведь это мы уже знали заранее. — Ср. выше, наши вводные замечания. Я. С. Друскин находит здесь, как и во многих других произведениях Введенского фигуру окаймления: «Последняя фраза — замыкание всей вещи и возвращение к началу, одновременно — иероглиф; сыновья спрашивают и после получения ответа узнают то, что уже знали до вопроса.»