— Что-то случилось?
— Да, — ответила она каким-то отрешенным тоном. — Паскаль не хочет.
— Что не хочет?
— Чтобы мы обручились. Не теперь.
— И что же будет?
— Будет то, что мама отправляет меня в Кембридж сразу после свадьбы Малу.
— Но это же бред! Это немыслимо! Паскаль не может вас отпустить!
— Он говорит, мы будем переписываться, он постарается разок приехать и два года — это не так уж долго, — продолжала Андре все так же без всякого выражения, словно вызубренный без веры урок катехизиса.
— Но почему?
Обычно, если Андре пересказывала мне какой-нибудь разговор, то так кристально ясно, что я будто слышала все своими ушами; на сей раз она хмуро излагала что-то невнятное. Паскаль вроде был рад встрече, сказал, что любит ее, но при слове «обручиться» переменился в лице. Нет, ответил он резко, нет! Отец никогда не позволит, чтобы он обручился так рано; после всех жертв, которые он принес ради сына, он вправе рассчитывать, что тот целиком посвятит себя учебе, а любовь, по мнению отца, будет его отвлекать.
Я понимала, что Паскаль преклоняется перед отцом, что первой его реакцией мог быть страх отца огорчить, но почему он не переступил через это, узнав, что мать Андре не смягчится?
— Он сознает, насколько мучителен для вас этот отъезд?
— Не знаю.
— Вы ему говорили?
— Ну, так…
— Надо же было объяснить! Я уверена, что вы и не пытались по-настоящему.
— У него был затравленный вид. Я знаю, что такое чувствовать себя затравленной! — Голос Андре дрожал, и я поняла, что доводы Паскаля она едва слушала и наверняка не пыталась возражать.
— Еще есть время побороться, — заметила я.
— Неужели я обречена всю жизнь бороться с теми, кого люблю! — В ее тоне было такое отчаяние, что я больше не спорила.
Я немного поразмыслила:
— А что, если Паскалю объясниться с вашей мамой?
— Я маме предлагала. Но ей этого мало. Она говорит, что если бы Паскаль действительно имел серьезные намерения, он бы представил меня своей семье, а раз он отказывается, значит, придется порвать. Мама произнесла странную фразу… — Андре на мгновение задумалась. — Она сказала: «Я хорошо тебя знаю, ты моя дочь, моя плоть и кровь, ты не настолько сильна, чтобы оставлять тебя беззащитной перед искушениями. Если ты не устоишь, то по справедливости этот грех падет на меня».
Андре вопросительно подняла глаза, словно в надежде, что я помогу ей понять смысл, скрытый в этих словах, но мне было глубоко наплевать на душевные драмы мадам Галлар. Меня бесила покорность Андре.
— А если вы откажетесь уезжать? — спросила я.
— Откажусь? Как это?
— Вас же не потащат на корабль силой.