— Уразумел? Эх ты, — и Стецько шутливо постучал пальцем по лбу рыжего Савелия. Двое других, сидящих у костра, рассмеялись. И затем все запели: «Очи черные, очи ясные».
Славка продолжал лежать в траве, не отводя глаз от костра. Он подумал, как было бы хорошо подкрасться к бандитам и незаметно унести маузер. «Вот подожду немного, пускай окончательно перепьются — может, тогда…» Но он почти знал наперед, что не сделает этого: слишком опасно. И все-таки дразнил свое воображение. «Поймают? Ну и что же, скажу, мол, за яблоками полез. Убивать сразу не станут, только отлупцуют… Но что, если не поверят? Яблоки-то еще неспелые».
«А ведь если не поверят, — продолжал прикидывать он, — то, наверняка, догадаются, что разговоры ихние подслушивал. А может быть, они еще в лесу подметили? Когда с Петром деру дали?» …Славка стал отползать от забора. И правильно сделал, потому что в эту минуту в переулке послышались голоса и храп коней. Кто-то въезжал в сад.
— Эгей! — закричал Стецько на всю Гусаровку. — Милости прошу к нашему шалашу.
«Пора уносить ноги», — подумал Славка и, тихо поднимаясь, отошел от забора. Направо он старался не смотреть: там кладбище. Вдруг на могилах и вправду что-то светится? Ведь это еще страшнее, чем Стецько и его гости. Даже руки и спина холодели, становились влажными.
Когда в каком-то дворе, мимо которого он проходил, залаяла собака, Славка даже присел от неожиданности. Но сразу же успокоился: подумаешь, собака!
Теперь он подходил к своей хате и слегка насвистывал. И топал старенькими сапогами. Что? Проснется старый Никифор? Ругать начнет? Даже закричит?.. Пусть! После пережитого страха сейчас ему хотелось именно громкого голоса, яркого света.
5
А сборы в дорогу были короткими. Вещей немного: самые необходимые, да и те отбирались строго.
Старый Никифор возился с лошадью. Худой и серый, по иронии судьбы названный Громом, конь лениво обмахивал хвостом свои бока — мух отгонял. «Елки-палки, — подумал Славка о Громе, — еще развалится у нас в дороге… на составные части».
И тут же мысленно заступился за него. Задавать бы Грому ежедневно овса, как знать, возможно, и стал бы доброй конягой.
Думая так, Славка продолжал рыться в ящике, где лежало его добро: гильзы, гвозди, куски кожи. Кожу он стал обнюхивать. Ох, и запах! Напоминает военную амуницию, бойцов напоминает, атаки и марши. Старые подсумки и ружейные ремни, казалось, таят в себе запах пороха и еще чего-то приятного, боевого.
Однако не брать же с собой в город никому не нужные гильзы или куски ремня. Да и рваные подсумки ни к чему. Славка вздохнул, прощаясь с любимыми вещами.