План его был несложен — инсценировать собственную гибель. Дескать, пошел человек купаться, а теперь шукай его на дне быстрой Кубани. Утоп. На берегу одежда осталась.
— Надеюсь, полковник Айвазян не очень будет горевать по поводу моей гибели, — вслух проговорил он.
— То ись, как… гибели? — опешил Манько.
И Мартынов посвятил его в свой замысел. Тот пришел в дикий восторг, сыпанул скороговоркой:
— Ох и башка у тебя, Петрович, ох и башка!
— Ладно, будет тебе. План, если хочешь знать, не больно-то и новый: разведчики разных стран уже проделывали такое…
— Сделаем так, — сказал Мартынов. — Для достоверности придется оставить в кармане бриджей свое удостоверение. Жаль, но другого выхода не вижу. До Великографской добираться мне часов десять, не менее, в пути возможны всякие нежелательные встречи. Все же, уверен, доберусь! Сейчас у меня нету никаких прав ни погибнуть, ни попасть в плен. Ни-ка-ких! Отсюда и уверенность моя… ясно?
Мартынову изменила его всегдашняя сдержанность: последние слова он почти прокричал, все более хмурясь при этом и выкатывая на щеках твердые скулы.
Собеседник его так же хмуро ответил «Ясно!» и подумал о том, что в эти ближайшие часы Терентий вложит всю свою силу, волю, ум, чтобы поскорее добраться до своих и предупредить.
Минут через двадцать Мартынов, уже один, озираясь, подходил к берегу реки. Пустынно. Лишь вдалеке, где синеющая Кубань делала резкий поворот, было движение. Скорее всего, это казаки купали коней, терли их щетками и скребницами.
Вправо, влево посмотрел Мартынов, оглянулся — все спокойно. Когда оглядывался, словно бы напоследок подмигнул Захару. Простились они с ним несколько минут назад, по-мужски — сильным рукопожатием. «Ну, гляди!» — сказал один. «И ты тут не зевай!» — ответил другой…
Черным столбиком встали на берегу грубые сапожища, рядом разбросана одежда. Терентий Петрович привязал к голове узелок, принесенный Захаром, перетянул его ремнем через подбородок и стал опускаться к реке.
Вода была обжигающе холодной. Он поплыл, стараясь поскорее добраться к другому берегу.
Вылезая из воды, Мартынов с радостью отметил, что оба берега, как прежде, безлюдны. «Хор-р-рошо!» — проклацал он зубами. Растерся руками, оделся и встал на ноги. И с удивлением почувствовал, что лапти куда как удобнее сапог.
Открытая золотисто-зеленая степь лежала перед его глазами.
Уполномоченный милиции Онуприенко с ужасающей для Мартынова медлительностью передвигал на столе чернильницу. Это был единственный предмет под его руками, и Онуприенко то рывком притягивал к себе, то отодвигал на край склянку грязно-фиолетовой жидкости.