Так думает Сухаревка. Так думает выбитая из колеи реакция. Так думают кишащие на площади торгующие и спекулирующие буржуи.
В центре толпы на маленькой лохматой лошадке возвышается милиционер. Он мирно скручивает из газетной бумаги «козью ножку». Насыпает махорку и закуривает. Косматая лошадка шагом ступает по тротуару. Поворачивается боком и осторожно теснит толпу. Люди расступаются, уступая дорогу милиционеру на лошадке. Лошадка продвигается вперед. Толпа снова смыкается за нею и загромождает тротуар. Милиционер не обращает на это внимания. Не спеша, шагом едет дальше. Добравшись до конца тротуара, он на минуту останавливается в толпе, потом поворачивает и едет обратно. Так же спокойно и медленно, как и раньше.
Один конь и один человек над тысячеголовой массой. Удивляешься, что до недавних пор эти несколько тысяч лодырей держали в повиновении миллионы. Жирели на их поте и навязывали им свою волю. Почему? Как это было возможно? Они опирались на аппарат насилия капиталистического государства. Жандармы, полиция, войско, казаки, суды, чиновники — все состояло у них на службе. И вдруг под напором революции все эти старые подпорки капиталистического порядка рухнули. Распались, как карточные домики. А всемогущие правители? Царь, попы, генералы, купцы и чиновники? Потеряв надсмотрщиков и погонял, они утратили и наглость. У них нет мужества поднять голову. Встать лицом к лицу. Самое большее, на что они способны, — это выискивать, где бы предательски впиться зубами. Они умели владеть богатством и чинить насилие. Теперь будут торговать собой и проституировать. Они не умеют трудиться. Лучше измена, чем труд. Вот их кредо. Они готовы к измене в любую минуту. Только бы раскачались Америка и весь связанный с нею капиталистический мир. Такими надеждами тешат они себя, ежедневно заполняя Сухаревку. Но тщетно они тешат себя и надеются. Красная звезда не меркнет. Она стоит высоко и сияет все ярче. Никогда уже не погаснет ее революционный свет. Как маяк, она будет светить и указывать дорогу в темноте другим. Исчезнет Сухаревка и сгинет с ней толпа спекулянтов и торгашей. А социализм на одной шестой части света будет построен».
Тонда приглашен в Кремль на беседу к товарищу Ленину. Когда ему вручили приглашение, его сердце почти остановилось. О чем он будет говорить с Лениным? Он — незаметный функционер социал-демократической партии из шахтерского Кладно. И чем вообще может интересовать Ленина Чехословакия? Такая маленькая, незначительная страна. Что Тонда расскажет Ленину? Чем может он похвалиться перед Лениным? Ведь у нас даже и коммунистическая партия еще не основана. Как посмотрит на это товарищ Ленин? Будет ли он упрекать нас и критиковать? Конгресс подчеркнул необходимость создания коммунистических партий и остро поставил вопрос об освобождении из болота оппортунизма и реформизма. Дома об этом идут споры. Одни стоят за раскол и основание самостоятельной коммунистической партии, другие — против. А как ты? Что ты делал до сих пор? — испытывает свою совесть Тонда. — Ты против нынешней оппортунистической политики руководства партии. Ты не согласен с ней. Ты понимаешь, что такая политика — измена интересам рабочего класса. Но выйти из партии? Перестать быть социал-демократом, стать коммунистом? Этого требуют условия III Интернационала. Да, это так. Но ведь еще десятилетия назад социал-демократическую партию основывал твой отец. Ты сам в ней работал с детства. Как ты можешь предать отца? Предать отца?.. А что стал бы делать твой отец в такой ситуации? В чем здесь измена и кто собственно тут изменяет? Остаться в партии — значит идти с Тусаром, значит соглашаться, хотя бы и пассивно, с коалиционной политикой, убийственной для рабочего класса.