«Старый друг» не удостоил его ответом. Он взял в руки книгу, зевнул и приказал Харду:
— Постарайся залюбить его до смерти, а если оставишь себе для забавы, ослепи, иначе когда-нибудь он сбежит, вернется и убьет нас обоих. Не говори потом, что я тебя не предупреждал.
На каждой из стен за спинами Джокеров висели картины. Или не совсем картины. Или совсем не картины, учитывая, что через одну из них Анна сюда проникла. Большие полотна в роскошных рамах, при этом сами холсты были сплошь черными, точно пресловутый квадрат известного авангардиста, служивший отличным индикатором человеческой глупости, только в данном случае размеры исчислялись метрами.
Некоторое время Анна оставалась без внимания. Тихо скользили карты. Деликатные, будто приклеенные и забытые, улыбочки на лицах игроков свидетельствовали о том, что кто-то из них иногда выигрывает, иногда проигрывает, но никто никогда не бывает одураченным. Эта роль, по-видимому, неизменно доставалась тем, кто прибегал к их услугам. Старуха явно попала сюда не впервые и была не в восторге от того, что ее ожидало очередное унижение, однако у нее не осталось иного выхода.
Анна долго следила за происходящим, но смысла игры не уловила. Случалось, все четверо сдавали карты одновременно, обменивались ими, раскладывали на середине стола в замысловатый пасьянс. Некоторые карты игрались открытыми; во время одного из розыгрышей Черный Джокер попросту вытащил карту из нагрудного кармана и накрыл ею взятку. Анна успела заметить на картинке циферблат. Число делений явно превышало двенадцать, а стрелок было не меньше четырех.
Наконец Голубой Джокер положил свои карты на стол, повернул голову и пальцем поманил к себе Анну. Та подошла, имея не больше желания сопротивляться, чем деревянная пешка. Джокер вытащил одну карту из кучки сброшенных, перевернул картинкой кверху и подтолкнул к краю. Анна присмотрелась. Хотя изображение не было фотографией, в одной его половинке она без труда узнала себя. Неизвестный художник оказался, в частности, осведомлен о точном расположении родинки на ее груди. Перевернутая половинка изображала пожилую даму, смахивающую на Маргарет Тэтчер, если бы той вздумалось на старости лет заделаться анорексичкой.
— Фамке, ты как раз вовремя, — сказал Голубой Джокер. — Вижу, все-таки обзавелась костюмчиком. Довольна?
— Все отлично, — проскрежетала старуха у Анны в мозгу, но голос, который она издала, звучал молодо и сочно. Хуже того — благодарно.
— Стало быть, готова расплатиться?
— Готова. — Анну захлестнула волна отвращения к себе при одном только смутном подозрении относительно того, к чему готова Фамке.