Лэмб пересек комнату и похлопал Мартина Окли по плечу.
— Попрошу вас проехать с нами в участок. По показаниям свидетеля, после телефонного разговора, в ходе которого вы сообщили мистеру Кэроллу, что собираетесь его посетить, кто-то пришел в боковой дворик и кидал камни в окно Кэролла. Тот открыл окно и спросил: «Это вы, Окли?» Ему ответили: «Вы бы лучше придержали язык. Спускайтесь — поговорим!» Вы вправе сделать заявление, однако предупреждаю — все, что вы скажете, может быть использовано против вас.
Мартин Окли так измучился за последние дни, что сам на себя уже не был похож. Он посмотрел на инспектора и воскликнул:
— Я арестован? Вы не смеете — я невиновен! Моя жена этого не переживет!
Мисс Мастерман не смотрела ни на кого, кроме инспектора и мистера Окли. Правой рукой она опиралась на ручку дивана, левой запахивала халат. На слове «арестован» она вздрогнула, что не укрылось от мисс Сильвер. Когда Мартин Окли сказал: «Моя жена этого не переживет», мисс Мастерман что-то пробормотала и подскочила, прямая, как деревянный солдатик.
Мисс Сильвер почудилось, что пробормотала она что-то вроде «О нет! Я не могу!» А затем (Лэмб не успел ничего сказать) мисс Мастерман повторила те же слова, но уже громко и резко, так, что все в комнате услышали.
— Нет! Нет! Я не могу!
Мисс Мастерман шагнула вперед, вытянув вперед руку, которой до этого опиралась на диван.
— Она не в себе! — сказал Джеффри Мастерман.
Он тоже вскочил, однако ему не удалось сделать и шагу — Фрэнк Эббот преградил ему путь, затем взял под локоть и тихо прорычал: «Не в себе? Неужели?»
Мисс Мастерман прошла мимо, бросив в сторону брата:
— Так не пойдет!
Мастерман рванулся, однако его удержали.
— Сестра много лет была на грани, понимаете, — заговорил он. — Вот то, чего я и боялся… Позвольте мне отвести ее в комнату!
Никто не обратил на него внимания. Мастерману стало ясно: он отделен от остальных людей — не засовами и решетками, не тюремными стенами и приговором, а той невидимой границей, которая со времен Каина отделяет убийцу от рода людского. Никто его не слушал, не обращал внимания на его слова. Лишь Джексон, повинуясь взгляду сержанта Эббота, подошел и встал по другую сторону.
Мисс Мастерман резко остановилась на полпути между камином и окном. И объявила громко и нервно, обращаясь к Лэмбу:
— Не арестовывайте его! Он невиновен.
Лэмб выглядел уверенно и спокойно — живое олицетворение закона и порядка. «Не убий», — гласит заповедь. Долгие годы общество строило защиту от первобытной дикости. Порой дикость все же прорывается, и тогда многие — слишком многие — страдают от ее рук.