Он махнул рукой, и шкатулка звякнула. Нет, скорее всего, эти два события не были связаны между собою, но… дух махнул рукой, шкатулка звякнула, а до крайности занимательная беседа завершилась. Что-то подсказывало Ежи, что делиться вековой мудростью дух передумал.
Настаивать?
Не в этот раз. Да и… отписать отцу Лилечки и вправду стоит. Хотя…
— А что писать-то? — Ежи поскреб зудящую — никак комары добрались — шею. — Помимо того, что живы и здоровы. И…
— Утром ведьма вас выведет. Пусть на развилке встречают.
Глава 18 Где верховная ведьма собирается в путешествие, а коты выбирают себе людей
Глава 18 Где верховная ведьма собирается в путешествие, а коты выбирают себе людей
…людей к правильному порядку следует приучать постепенно, проявляя должную настойчивость и не забывая поощрять их ласкою. При толике терпения даже самый несообразительный представитель рода людского постепенно научится наполнять миски кормом и чистить отхожее место, после чего сумеет освоить и иные, куда более сложные, навыки.
«Семь крыш и одна синица, или же Мысли о сути жизни и рыбных потрохах». Рассуждения премудрого кота Мура, так и не оформленные им в книгу в силу врожденной лени и общей ненадобности.
Эльжбета Витольдовна ведьмою была не только по дару, но и по состоянию души, что весьма охотно признавали многие ее знакомые. Большею частью, конечно, не в глаза, ибо говорить подобное прямо дозволено было лишь Марьяне Францевне, старой подруге и, что характерно, еще одной ведьме немалой силы.
— Ах, дорогая, как-то ты нынче сделалась бледна, — Марьяна Францевна обладала той старомодной пышностью и любовью к пирожным, которую позволяла себе не скрывать и в нынешний век модной худобы.
Она вообще позволяла себе непростительно много.
К примеру, не пудрить лицо.
Не укладывать волосы «волною».
Носить платья в старом стиле. И высказывать собственные мысли людям прямо, не отвлекаясь на изящную словесность. Как правило, ее формулировки были точны и весьма болезненны.
В общем, Марьяну Францевну любили ничуть не больше ее закадычной подруги.
— Голова болит, — призналась Эльжбета Витольдовна, кутаясь в легчайшую шаль. — Зябко.
— Опять?
Вот Марьяна Францевна, напротив, маялась жарой. И шелковая рубаха её, и летник из легчайшего атласу успели пропитаться потом.
Все это ложь, что ведьмы не потеют.
— Устала я, — Эльжбета Витольдовна без сил упала в кресло, которое стояло подле открытого окна. За окном кипело лето, наполняла честный Китеж-град солнцем и теми характерными летними ароматами, отнюдь не самыми приятными. И пусть минули те времена, когда на улицы выливались нечистоты, но…