Ежи пожал плечами.
Музей он помнил, но весьма смутно. Он тогда и работал, и учился, и снова работал… какие музеи? Какие древности?
— Значит, поместье все-таки было? — уточнил он.
— Выходит, что было, — согласился Анатоль, перебирая монетки. Верхние, позеленевшие, потемневшие от времени, он отложил в сторонку. А вот иные разглядывал внимательно. — Скорее всего. Знаешь, не только у твоего Никитки бабка имелась. Моя тоже кое-что говаривала, да я не больно-то слушал. Выходит, зря?
— Выходит.
Ежи огляделся.
Лес был прежним, разве что слегка стемнело, предупреждая, что еще немного и солнце скатится с небосвода, рухнет на колючие перины старого ельника.
— А что она вообще говорила?
— Да… не сказать, чтоб я особо помню. Говорила, что дом стоял… князья жили. А потом то ли несчастная любовь случилась, то ли война, то ли сам по себе род угас, но все исчезло, а в Канопень посадника прислали.
— И?
— И приехал. Править стал именем Его королевского Величества Ярополка Сурового…
…и было это во времена столь далекие, что докопаться до правды у Ежи вряд ли получится. Да и… надо ли? Что ему до тех дел? Ведьма, конечно…
— Надо бы того возчика расспросить, — сказал Ежи сам себе.
— Так… расспросил, но толку… — Анатоль махнул рукой. — Он и сказал, что ехал по дороге, но там, где поворот, вторая открылась, прямо к дому…
Открылась.
И закрылась, выходит. И… о чем это говорит? Кроме того, что древние маги и вправду были куда сильней нынешних. И умением отличались редкостным.
— А после, как выехал, то обернулся и не увидел ничего…
На дорогу выбрались без проблем, хотя и было у Ежи подозрение, что все не так-то просто. Но нет, стоило пожелать вернуться, и будто под ноги тропа легла, вывела к коням. Жеребец Анатоля всхрапнул возмущенно, а собственный Ежи заржал, жалуясь на что-то, то ли слепней, то ли одиночество.
А над головой конской парила, дрожала в воздухе золотая искра.
И стоило Ежи протянуть ладонь, как эта искра вспыхнула, бросилась к нему, прижалась к коже, оборачиваясь полупрозрачным листом.
— Случилось чего? — Анатоль пытался впихнуть горшок вместе с содержимым в седельную сумку.
— Случилось, — Ежи пробежался взглядом по строкам. — Ребенок пропал…
[1] Пушнина, она же рухлядь.