Так что поручение кайзера не вызвало у посла ни малейшей умственной судороги. У настоящего немца голова должна болеть только о Германии, а остальное ему следует воспринимать в категории «прочее».
И вот генерал от кавалерии Карл фон Ведель – в парадном мундире при сабле, в сапогах со шпорами и в стальном[27] кавалерийском пикельхелме – стоит перед императором Францем Иосифом, протягивая тому пакет с надпечаткой: «вручить лично в руки». Он знает, что там, в этом пакете – политическая смерть этого древнего старца, вычеркивающая того из мира живых надежнее, чем пуля, кинжал или яд… но в ледяном прусском сердце нет ни грана жалости. Уже почти сорок лет дряхлеющая и наливающаяся жиром Австро-Венгерская империя продолжает существовать только потому, что камнем повисла на шее у Второго Рейха. Такую конструкцию для ограничения русского могущества изначально придумал Бисмарк, не предвидевший последствий своей политики: франко-русского союза от 1891 года и Брестских соглашений в стиле «Правильная Антанта»…
Австро-венгерский император берет со стола нож для бумаг из слоновой кости и вспарывает пакет. Исторический момент – для полноты картины не хватает только барабанного боя, криков «Алле Оп!» и щелчков кнутом. До этой секунды история в основном текла прежним курсом (хоть и со значительными отклонениями), в общих чертах повторяя события миров основной последовательности. Именно из-за диссонанса вызванного тем, что Россия уже вырвалась на новую траекторию, а остальные страны еще оставались в прежней исторической колее, у кайзера и некоторых других лиц и возникало обостренное чувство вторичности собственного существования. Однако теперь для всего мира начнется эпоха всеобщей определенности, когда весь этот мир, а не только Россия, ляжет на новый курс.
Но ни германский посол, ни австро-венгерский император не ощущали ничего подобного. Карл фон Ведель сам по себе не входит в число творцов политики и, находясь в жестких рамках прусской государственной машины, не мог отличить ограничений, наложенных служебной дисциплиной, от тех, что заданы рамками исторического процесса. Франц-Иосиф, напротив, являясь суверенным монархом, в силу обуревающего его ультраконсерватизма до предшествующего момента целиком и полностью пребывал в парадигме предшествующего девятнадцатого века. С большим трудом австро-венгерского императора удалось уговорить провести в Шёнбрунский дворец электричество, но от установки телефона он уже отказался наотрез. Ну как такому человеку, живущему исключительно в прошлом веке, почувствовать изменившийся ритм времени? Ему с размаху бьют палкой в лоб, а он, не удосужившись почесаться, спрашивает: где стучат?