Нужно уходить.
Василий Васильевич повернулся, чтобы начать спуск, еще раз окинул взглядом площадку и заметил за поворотом круглой башенки нечто странное, задержавшее его внимание.
Повернувшись плечом к ветру, он сделал шаг, другой – и остановился.
Привалившись к башенке спиной, на площадке сидела Антипия. Голова у нее свесилась набок, глаза были закрыты. Белые одежды вздымал и трепал ветер.
– Ерш твою двадцать, – очень тихо сказал Василий Васильевич.
Преодолевая ветер, он подобрался к ней, сел на корточки и взял ее за подбородок.
Голова качнулась и перевалилась на другую сторону. Кожа была холодной.
Убита?..
Меркурьев схватил ее за руку, тоже абсолютно холодную и безжизненную, и стал щупать пульс, но он не умел это делать и ничего не нащупал.
Тогда он схватил ее за другую руку и стал искать пульс там, и тоже ничего не нашел. Он принялся трясти ее за плечи – голова моталась из стороны в сторону.
Как долго это продолжалось, он не знал, ему было так страшно, как никогда в жизни, и он пропустил момент, когда она открыла глаза.
Секунду назад Антипия была абсолютно, непоправимо мертвой, и вдруг оказалось, что она смотрит на него.
– Ты что?! – заорал Меркурьев, когда обнаружил открытые глаза. – Чего ты здесь расселась?! Делать больше нечего?!
– Я… упала, – выговорили ее губы. – Кажется.
– Куда, твою мать, ты упала?!
Она пошевелилась и отстранила его руки – он все продолжал ее трясти.
– Ударилась, – сказала она с трудом. – Головой. Или нет?
– Головой, мать твою, ты при рождении ударилась!..
Она задвигалась, встала на четвереньки и свесила голову, которой, по его мнению, ударилась про рождении.
– Больно, – пожаловалась она сквозь завывания ветра. – Как это я так…
– Кто тебя ударил?
– Никто не ударял. Я потеряла равновесие и упала.
– Дура! – рявкнул Василий Васильевич. – Вставай, пошли вниз!
– Сейчас.
– Не сейчас, а вставай!..
Он стал поднимать ее, и вначале из этого ничего не выходило – ноги у нее словно выворачивались, – а потом получилось. Она поднялась, наваливаясь на него всем телом, и немного постояла, приходя в себя.
– Нужно спускаться, – продолжал орать Василий Васильевич. – Давай, шевелись!
Очень мешали ее летучие одежды, они мелькали, путались, закручивались, Меркурьев, рыча от злости, то и дело отталкивал от себя тряпки.
– Заправь куда-нибудь хвосты! Мне ничего не видно!..
– Они не заправляются.
– Да-а-а! – проорал Меркурьев. – Сари – лучшая одежда на земле, я в курсе! Соберу все и сожгу к чертовой матери!..
По лестнице он шел спиной вперед и вел ее за обе руки. Она наклонялась к нему, делала шаг, и Меркурьев ее подхватывал. Так они шли очень долго. От усилий он весь заливался потом, который попадал в глаза и затекал в рот.