Постсоветский «советский человек» за последние 30 лет адаптировался к рыночной экономике вопреки всем мифам о коллективизме русских и несовместимости «нашего человека» с капитализмом. Он освоил новую бытовую технику, коммуникативные средства и технологии (компьютер, интернет, социальные сети), купил автомобиль, познакомился с чужими для себя формами потребления и проведения досуга и т. п. Он стал жить заметно лучше, точнее, больше и разнообразнее потреблять. Он не противник демократии (но и не будет чем-то жертвовать ради ее утверждения в России), ему не нравится коррумпированный авторитаризм, но он не будет выступать против него, поскольку это не касается его лично. Именно такой человек стал условием регенерации тоталитарных структур, более организованных, мотивированных и целеустремленных, и их функционирования на протяжении вот уже 20 лет.
«ЧЕЛОВЕК ПОСТСОВЕТСКИЙ»
ТРАНЗИТ И ПАТТЕРНЫ «ГРАЖДАНСТВЕННОСТИ»
Сэмюэл А. Грин (Русский институт, Королевский колледж, Лондон)
Для начала, пожалуй, стоит вспомнить, что Россия – это не Советский Союз. Мы порой забываем об этом, видя, что спустя 30 лет после падения коммунистического строя в стране сохраняется авторитарный режим, возобновилось системное противостояние с Западом, происходит «ползучее» насаждение официальной идеологии, а после референдума 1 июля 2020 года сняты и конституционные ограничения, обеспечивающие ротацию власти. И тем не менее граждане России сегодня живут отнюдь не в тех же условиях, что существовали в 1985, 1991 и даже 1999 годах, когда Владимир Путин впервые пришел к власти. Государственная монополия на средства производства безвозвратно ушла в прошлое. И хотя идеология все больше заражает повседневную жизнь (а теперь проникла и в конституцию), она разительно отличается от «преобразовательной» идеологии большевиков: государство уже не указывает гражданам открыто, что им можно, а что нельзя читать, куда ездить, где и как учиться и работать и т. д. В основном россиянам позволяют жить, как им хочется, и по общеисторическим меркам эта жизнь никогда не была такой свободной и богатой, как сейчас.
Таким образом, очевидно, что российский авторитаризм – это не просто продолжение или восстановление советского. Подобно тому как Виктора Орбана и Анджея Дуду нельзя назвать наследниками Яноша Кадара и Войцеха Ярузельского, Владимир Путин – тоже не новая «ипостась» Иосифа Сталина или Леонида Брежнева. И дело не только в том, что Путин и его элита, при всей их склонности к бряцанию оружием, глубоко интегрированы в структуры мирового капитализма и зависят от них. Путин и иже с ним выстраивают свою власть не так, как это делали их предшественники: они в куда большей степени действуют с согласия граждан и зависят от этого согласия, поскольку оно служит «смазкой» для используемых властных механизмов