— Чувалдин, — сказал Тимофей Саввич проникновенно, — хочешь иметь прибыльное дело — денег не жалей. Соболев Василий Алексеич мой друг, а ты его друг, значит, ты тоже друг… мой. Мой друг… Я от тебя ничего скрывать не буду, но помни — денег не жалей… Только на что? На английских инженеров. Шорину своему, а он у меня, как собака, как верный цепной пес, я кидаю 1200, а Ригу, чужому человеку, — шестнадцать тыщ… Запомни, Чувалдин, верность стоит дешево. Дорогая вещь, но стоит дешево. Упаси тебя бог за верность переплатить. Переплатишь, как перекормишь. Закормленные псы служат дурно. Руки, самые раззолотые, — это тоже все свое и тоже ничего не стоят. Плати за мозги. Много плати, не щадя мошны. И тогда мошна не опустеет. Запомнил?
Тимофей Саввич говорил все это, как бы совершенно запьянев. Сказал, выхлестал фужер шампанского, нарочито долго выбирал себе закуску и взял соленый огурец, похрустывая, оглядывая зал победителем.
Чувалдин давно смекнул, что участвует в какой-то непонятнои игре, и потому говорил мало, разве что спрашивал иногда:
— Тимофей Саввич, скажи, будь милостив, кризис-то одолеем?
Прежде чем ответить, Морозов позвал официанта, спросил сигару. Закурил. Курил ловко, дым пошел у него колечками. И поглядывая на сибиряка через эти колечки, словно бы хохотал. Впрочем, совершенно беззвучно.
— Я, Чувалдин, ни одного рабочего за ворота не выставил. Ни одного. А заработок за год понижал три раза. После пасхи будет у меня еще одно понижение, четвертое. Однако верю — рабочие не разбегутся, бежать некуда.
— Понижение и англичан ваших касается?
— Ну, зачем же? Заграничный человек наших внутренних дел не понимает, и даже более того, имеет к ним полное презрение… Я, Чувалдин, своего сына после университета в Англию отправил. Пусть учится, детям тяжелее придется. Мы вон как развернулись, а какая у нас грамота? Уже те-перь не все охватываешь, а дело растет, ширится.
Чувалдин тихонько засмеялся.
— Моя школа и мой университет — беглый солдат Скрыла. Двойные и тройные слоги, ангельские склады, прасодии по верхам: аз-глагол, глагол-титла, люди-ер-аз… Скрыпа у нас в деревне лет двадцать прятался. Знаменитый был угодник. Пришла за ним полиция, в избе темно. Урядник и по-просил огня. Скрыпа говорит: «Позвольте пройти к печи, я огня достану». А за печкой у него узкий ход был в молельню. Он — туда, оттуда — в сени и через заднее крыльцо в прогон. Там казак стоит, он ему и говорит страшным шепотом: «Велено идти к главному крыльцу». Казак поверил, а Скрыпа — в овраг, и был таков.
Тимофей Саввич слушал Чувалдина серьезно, как бы даже грустя, но стоило рассказчику остановиться, тотчас самым официальным голосом предложил допить шампанское.