— Сам знаешь, — сказал Зукин, — писать рапорт — уйдут сутки.
— Ладно, я пошел, — решительно заявил я.
— Подожди, — вмешался Кольчик, — а что там у тебя с машиной Мункуева?
— Да были неполадки с подачей горючего, но водитель все сделал…
— Вот и проверьте, пробежитесь километров пять. Скажете, что я приказал.
— Есть, проверить двигатель!
По уставу требовалось сдать личное оружие. Я отдал свой пистолет Зукину. Но у каждого из нас было по трофейному пистолету. У меня, например, был вальтер и к нему три обоймы. Собрав нехитрые солдатские пожитки и проехав на машине километров семь, я закинул вещмешок на плечо и двинул пешком на Ковель.
В пятидесяти метрах слева и справа — смешанный лес стеной. Сама дорога грунтовая, в песчаной полосе ее выбита глубокая колея. Изредка попадаются одинокие машины. Погода неплохая, лишь угрюмый лес по сторонам внушает тревогу.
Когда я прошел километров шесть, слева по ходу раздалась автоматная очередь. Я упал в колею и достал свой вальтер. Затем, сняв ремень, накинул на него пилотку и выдвинул ее из колеи. По ней тут же хлестнули очереди из двух автоматов. Минут пять я лежал в колее, но из лесу никто не вышел.
Вдруг послышался гул «студебекера». Я зашевелился, но тут же раздалась короткая очередь. И снова все стихло. Машина подъехала ко мне вплотную. Из кабины вылез старший лейтенант, танкист, из кузова попрыгали шесть бойцов, которые тут же открыли огонь по лесу втемную. Лейтенант проверил мои документы, позавидовал моему неожиданному отпуску и пожелал счастливого пути. Отвезти меня, вернувшись назад, отказался: «Срочное задание, времени в обрез». Война есть война, но я про себя чертыхнулся: мог бы и помочь по-фронтовому.
Так я прошагал еще километров пять, когда вновь раздалась автоматная очередь из лесу. Я упал в спасительную колею, но кто-то продолжал бесполезную стрельбу. Время тянулось медленно, из колеи я не высовывался, пока не услышал шум приближающейся машины — на большой скорости мчался «додж». Когда он остановился возле меня, из него вышли капитан НКВД и человек восемь солдат.
Я рассказал, что произошло. Он тут же дал команду прочесать лес. Пока солдаты это делали, капитан придирчиво изучал мои документы, задавал проверочные вопросы:
— Кто комполка? А командующий армией?
После серии таких вопросов я и сам его спросил:
— А ваши документы можно?
Он рассмеялся и показал свое удостоверение.
Пока мы с ним выясняли отношения, солдаты вывели из леса худого долговязого парня лет двадцати, который сильно хромал, опираясь на суковатую палку. Правая штанина его была обрезана, нога ниже колена умело перевязана. На нем была задрипанная курточка немецкого солдата, на рукаве желто-голубая повязка, на голове наша солдатская пилотка, только вместо звездочки — трезубец, сделанный, очевидно, из олова. Вид у парня был жалкий. Продолговатое лицо с грязными потеками слез судорожно сводило от нестерпимой боли в ноге, светло-карие глаза испуганно смотрели на окруживших его военных.